Эта книга — уже третья, написанная актрисой. Так что литературные опыты Людмилы Марковны случайностью уже не назовешь.
КАК Я НАЧАЛА ПИСАТЬ
— Это очень странная история. Я выросла с папой — человеком из народа, «красных» кровей. Мама была «голубых» кровей, что всегда тщательно скрывалось. Победила красная кровь. Я всегда любила рассказывать о чем-то. И мне как-то посоветовали: «Знаешь, что? Ты должна написать книгу о девочке и войне, как вошли немцы в Харьков, как ты мечтала быть актрисой, о своем папе, о его возвращении с фронта». А я говорила: «Я не могу писать. Как это? Я не умею этого делать!». Потом мне папа сказал: «Ты пиши, а редактор все исправит». То есть? Как я могу ввести в мой мир чужого человека, который будет исправлять? Нет, это невозможно! А потом понемножку начала писать, переходила в то настроение, в ту атмосферу, в те запахи, воспоминания. Вот так и получилась моя первая книга. Как только она вышла в свет, все сразу начали говорить: «Кто это написал?». Я помчалась в редакцию. Как же так? Как мне доказать, что это я? А мне говорят: «Скажите, у вас есть друг-писатель, который вам помог написать книгу? Все равно все выяснится». А потом, после первой книги, пошли тысячи писем с такими историями, такими сценариями жизни, как людям удавалось выбраться из жизненной ямы и что им помогло.
А вот третья книга — это ответ на все изменения, которые пришли с перестройкой в мою профессию, мою жизнь, в жизнь других людей. А почему так называется? Был у меня такой случай: как-то несколько лет тому назад у меня состоялась презентация компакт-дисков. Я отвечала на разные вопросы вперемежку с исполнением песен. Было много приятных слов. Стою вся в «приятном» и чувствую, что вот-вот начну «млеть». И тут подходит ко мне здорово поднабравшийся музыкальный редактор одного из центральных каналов ТВ с рюмкой в руке и, покачивая головой, говорит: «Я даввно Ввам ххотел сазать... Ввас ведзь ниикто не любт... (Долгая пауза. У меня быстро сформировался желтый шарик желчи: Люся, стоп!) Кромь на- ро-да». Спокойно. «Пролетело, не заметили». А теперь, Люся, быстро улыбнись и пожми ему руку, как самому искреннему другу. Так я и сделала. Молодец, Люся! Иногда важно что-то не сказать и не сделать.
О ХАРЬКОВЕ
— Когда я приехала в Москву, мне казалось, что я должна внимательно ко всему присматриваться. Я ходила по Москве и думала: «Ах ты ж, столица! И они еще все так «разгаваривают», понимаешь! Добрый вечер, — а я им: — Что вы говорите?» Я для них какое-то странное животное, которое разговаривает совсем по- другому, быстро так. Мне говорят: «Тише, тише». И вот пока я научилась этому отвратительному языку, прошло много времени. Я не любила Москву. Я думала только о Харькове. Помню, шла я по Арбату, и меня душили слезы от обиды, что меня так мучили с этим украинско-харьковским диалектом. Я легко сейчас об этом говорю и пишу, но тогда... Ведь из Харькова я получала самые страшные письма, в которых меня называли выскочкой. Я так горько плакала... Приезжала в Харьков к моим родителям тихо, чтобы меня никто не видел. А потом прошло время, сменилось поколение, которое не очень меня любило, и уступило место другим, более молодым. И Харьков вроде как-бы признал, что есть такой момент, как мое существование.
ОБ ОТЦЕ
— Если бы не было веры в меня моего папы, ничего бы я не достигла. Но он мне все говорил: «Давай, давай, дуй!» Ведь я выросла на улице. Война, после войны… Чего-то мама и папа добиваются, пытаются заработать. Я болтаюсь где-то, вся больная, тощая с постоянным поносом. Это правда! У меня спрашивают постоянно: «Отчего Вы выглядите так хорошо?». Да просто я постоянно есть хочу! Поэтому, когда я попала в Москву со всеми своими ужимками и прыжками, мне безудержно захотелось жить и быть кем-то. Я не знала кем и чем, — но быть. Когда я поступала в институт, конкурс был 400 человек на место. Из всего Союза в группу набрали семь девушек и восемь парней, из которых в кино снимались только двое — Зина Кириенко и я. Когда идешь на такое дело, надо хорошенько подумать. Вроде все так красиво, а такие судьбы бывают очень жестокими.
О РОЛЯХ
— При слове «Мотор» я начинаю функционировать как исправная машина: ничего не болит, ничто не мешает, проходимость не нарушена, все нормально. В чем сложность моей профессии? Надо так серьезно войти в роль и серьезно играть невозможную ситуацию, чтобы все поверили. А то, что я сейчас читаю в сценариях…ну нет ничего интересного. Нет людей, нет ролей. Сейчас мы ставим преинтереснейший спектакль, который называется «Случайное счастье милиционера Пешкина». Главную роль блистательно играет Сергей Шакуров, а я его жена, которая работает на молокозаводе.
...Никаких мечтаний у меня уже нет. Все они закончились еще в 15 лет. Я захлопнула крышку всех мечтаний...
СПРАВКА «Дня»
ГУРЧЕНКО Людмила Марковна родилась в Харькове 12 ноября 1935 года. В 1958 году окончила ВГИК (мастерская С. Герасимова и Т. Макаровой). Первая же роль Лены Крыловой в музыкальной комедии «Карнавальная ночь» (1956 г.) принесла актрисе широкую популярность. Тем не менее вплоть до выхода в 1974 году производственной мелодрамы «Старые стены» (Государственная премия РСФСР, 1976 г.), в которой актриса сыграла роль волевой и решительной, но лишенной личного счастья женщины — директора ткацкой фабрики, Гурченко с ее более чем 30 ролями на тот момент оставалась как бы выключенной из большого кинематографа. В последующее десятилетие она стала одной из ведущих актрис, выступая в истинно звездных, бенефисных ролях. На исходе этого успешного для себя десятилетия в кино, актриса дебютировала с книгой воспоминаний «Мое взрослое детство». Затем была книга «Аплодисменты».
