Французскую комедию Марка Камолетти «Семейный ужин», сценическая пригодность которой проверена даже на Бродвее, на протяжении двух с небольшим недель в Киев привезли два коллектива: Московский театр им. Чехова и прописавшийся в Монреале Русский театр США и Канады им. Варпаховского. В первом случае на типичную комедию положений публику должно было заманить имя Геннадия Хазанова, во втором — ставка была сделана на Елену Соловей.
Оба спектакля, как это уже повелось у заграничных гастролеров, предваряли пресс-конференции, на которых заезжие актеры и режиссеры могут прорекламировать свое сценическое детище и удовлетворить интерес журналистов к тайнам их звездной жизни. В тех случаях, когда нас собираются потчевать очередной комедией положений (из серии так называемых хорошо сделанных пьес), интеллигентным тоном считается как-то объяснить, т. е. оправдать свой выбор. Ситуация складывается двусмысленная: тем, кто в зависимости от состояния совести, через СМИ может донести до читателя правду или ложь, предлагают некую если не сделку, то компромисс. Мы, мол, все понимаем, что, например, Рей Куни или Марк Камолетти не Антон Чехов и не Уильям Шекспир. Однако публике до этого дела нет, и поэтому не будем портить друг другу настроение излишней придирчивостью, строгостью вкусов, давайте забудем, что театр, даже развлекая, должен, в конце концов, если и не учить, так, по крайней мере, облагораживать ум и чувства публики. Даже если она и дура, и из этого блаженного состояния опьянения глупостью выходить не спешит.
Все эти негласные договоры о снижении критериев и взаимных требований похожи на то, как если бы, например, ювелирный магазин выставил на продажу блестящие, ослепительные безделушки, которым место в галантерее, а не на бронированной витрине дорогого бутика. И при этом нас бы уверяли, что какой-нибудь крашенный под золото алюминий и пластмассовые камешки ничем не хуже, нежели золото и бриллианты. Вопрос не в том, что галантерейный ширпотреб не имеет права на существование, проблема возникает из-за попытки подменить ценности, удешевить золото и поднять цену на ширпотреб. В качестве достоинств пьесы и спектакля сегодня уже преподносится просто умение автора, режиссера и актеров «не опускаться до пошлости и оставаться в рамках приличий»...
Намерения при этом у создателей легких, словно сквозной ветерок, продувающих мозги публики комедий, самые благородные. «Люди так устали от ужасной жизни, что хотят расслабиться и отдохнуть», — вот аргумент, против которого трудно возражать. Потому что человек, имеющий право на труд, имеет право и на отдых.
В случае с «Ужином на двоих» о курортно-санаторном назначении театра говорил Леонид Трушкин, чья версия комедии Камолетти в Театре им. Чехова называется «Все как у людей». О том, что люди устали от нечеловеческого напряжения и, переступая порог театра, требуют, чтобы им на ужин подавали легкие комедии на темы адюльтера, говорила в Киеве и Анна Варпаховская, дочь прославленного режиссера Леонида Варпаховского, которая вместе с братом Григорием Зискиным и организовала за океаном русскоязычный театр.
Эта идея театра как не обремененного работой души отдыха окончательно победила в Европе с появлением буржуазной публики. Тенденция создания «хорошо сделанных пьес», по мнению историков искусства, восторжествовала во времена искусного французского «драмодела» Эжена Скриба. По-другому и быть не могло, ибо в расслаблении и отдыхе нуждается человек, который взвалил на себя непосильное бремя, которому труд не в радость, а в тягость. Накопление капитала, коим теперь охвачены и бывшие строители коммунизма, — труд, как известно, изнуряющий, единственная отрада от такого безрадостного общения не с людьми, а с цифрами — вкусный ужин и легализирующий то, что этикетом запрещено, анекдот. «Семейный ужин» — как раз то, что надо. Публика смакует избитые в сотнях подобных сюжетов ситуации (на одной территории встречаются мужья, жены, любовники и любовницы), публика устала притворяться, устала врать и играть взятые на себя социальные роли: лояльных граждан, преданных фирме служащих, верных друзей, мужей и жен.
Глядя, как герой Геннадия Хазанова Бернар с присущим артисту обаянием признается другу и зрителю, что он с потрохами увлечен годящейся ему во внучки молодой и длинноногой моделью Сюзи, которую он (сплавляя жену к теще) приглашает на ужин, мы, как дети, радуемся такой откровенной легализации осуждаемого обществом адюльтера. Дабы женская половина зала не чувствовала себя дискриминированной, свою интимную связь с лучшим другом своего мужа Бернара тут же обнаруживает Жаклин, героиня Галины Петровой (в американском варианте эту роль играет Елена Соловей). Жаклин не хочет жертвовать возможностью лишний раз пококетничать с любовником, да еще и в присутствии мужа, и отменяет поездку к маме. Что, как вы понимаете, для Бернара смерти подобно, ибо с минуты на минуту в дом должна приехать любовница. Единственное спасение для гоняющегося за старческим оргазмом немолодого жуира (Хазанову, который хоть и неплохо выглядит, все же вот-вот исполнится шестьдесят), это объявить Сюзи любовницей Роберта (Борис Дьяченко). Да, да, того самого друга, который без его на то ведома и согласия спит с его женой. Роберт, может, и не против был сыграть такую роль, но не в присутствии же настоящей любовницы… И пошло, и поехало. Кроме того, что вот-вот появится соблазнительная, длинноногая модель, в дом приезжает еще и заказанная в фирме «Приятного аппетита» кухарка, которую Роберт по ошибке принимает за Сюзи, поскольку одну зовут Сюзетта, другую Сюзанна.
Впрочем, излагать сюжет комедии положений — это все равно, что пытаться пересказать в общих чертах смысл анекдота, вместо того, чтобы просто его рассказать. Конечно же, Геннадий Хазанов в комическом сюжете всегда будет на месте. Отработанные за десятилетия службы на эстраде приемы, манеры, гримасы и ужимки помогают актеру увлекать зрителя во все лабиринты взбесившегося сюжета (герои сами запутываются, кого они изображают и кем являются на самом деле). Но мне, честно говоря, захотелось все же, чтобы Хазанов выскочил из этой эротической свистопляски вранья и притворства, вышел за пределы текста и созданных драматургом пусть и смешных, но все же однообразных, повторяющихся из пьесы в пьесу ситуаций, и глядя в зрительный зал, рассказал бы нам что-то о нашей смешной и нелепой жизни.
Но если остроум, анекдотист Хазанов оказывается в подобном сюжете на месте, то Елене Соловей (из американского спектакля) приходится несладко. В московской версии комедии Камолетти Галина Петрова играла страстную, хваткую до наслаждений женщину, которая хочет поймать последние удовольствия увядающей жизни. В Жаклин Елены Соловей нет не то что страсти, но даже элементарного желания любить, ревновать, быть любимой. Эмигрировав более 15 лет назад в США, актриса порвала с театром и профессией. Эта ее апатия к лицедейству и становится убийственной для требующего от актеров как минимум жизненного и профессионального азарта сюжета. С самого начала было понятно, что роль охваченной любовной горячкой ревнивой жены-потаскушки — не для Соловей. Но коль в эмиграции более громкого имени не нашлось, режиссеру Борису Зискину пришлось довольствоваться тем, что есть. Ситуацию в этом спектакле спасает Анна Варпаховская, с присущим ей комизмом и эстрадными манерами играющая кухарку. Некоторые сцены с ее участием — готовый эстрадный номер для юмористических передач.
