После отъезда в 1925 году Владимира Самуиловича из страны в течение почти пятидесяти лет на его имя было наложено табу в СССР. В книге приводятся уникальные документы. Например, свидетельство о рождении Горовица, ставящее точку в длительном споре о дате и месте рождения пианиста, экзаменационные ведомости его учебы в Киевском музыкальном училище и Консерватории, фотографии, программы концертной деятельности Киевского отделения Императорского русского музыкального общества, рецензии о выступлениях, афиши, воспоминания современников о культурной жизни Киева. О нескольких интересных и малоизвестных страницах биографии Владимира Горовица рассказывает один из авторов монографии — Юрий Абрамович Зильберман, генеральный директор Международного конкурса молодых пианистов им. В. Горовица, заместитель директора Киевского государственного высшего музыкального училища им. Р. Глиэра:
ГОРОВИЦ И РАХМАНИНОВ
— Сергей Рахманинов до революции много раз приезжал в Киев. В один из приездов мать Владимира попросила у него аудиенцию. Ей очень хотелось, чтобы Сергей Васильевич прослушал ее сына, которому педагоги училища предрекали большое будущее. Рахманинов назначил время, но пришедшая с мальчиком Софья Горовиц не застала Маэстро, он выехал за полчаса до их прихода. Через много лет, когда Горовиц и Рахманинов будут уже друзьями, на вопрос Горовица о том, почему он так поступил, Сергей Васильевич ответил: «Меня так воспитали. Никогда не лгать. Я боялся, что мальчик окажется бесталанным, а сказать правду — неловко обидеть материнские чувства. Поэтому я и уехал». Знакомство пианиста со своим кумиром состоялось уже в Америке, почти сразу после его первых успешных концертов. В Steinvey Hall В. Горовиц играл Третий концерт Сергея Рахманинова, а партию оркестра исполнял на втором рояле автор. Композитору понравилась интерпретация Горовица, и они быстро стали друзьями.
«Рахманинова было трудно узнать и изучить, — писал В Горовиц. — Он очень мало смеялся, но со мной он смеялся вдоволь. Я для него имитировал русских певцов. Я знал все русские оперы. Рахманинов обожал бас Федора Шаляпина. Когда я пытался имитировать его, Рахманинов заливался смехом. Он был уверен, что Шаляпин — величайший певец всех времен. Рахманинов доверял мне, но только немногим удалось узнать его хорошо. Он много мне помогал и всегда поддерживал меня. Он был очень сильной личностью и никогда не терял душевное равновесие. У него была работа, которую надо было сделать, и он ее делал... Было очень непросто выяснить, что он на самом деле за личность. Он был загадочным человеком, вы никогда не могли даже предположить, что он собирается сказать. Он был очень непредсказуемый человек. Однажды он меня ошеломил тем, что поднялся на сцену, когда я играл Третий концерт, и крепко обнял меня».
Идеалы Рахманинова в музыке стали для Горовица образцом. Однажды известный американский музыковед Дэвид Дюбаль спросил пианиста, на какое место он ставит Сергея Васильевича? «Рахманинов — огромный лес из ценных пород деревьев, а я — всего лишь дерево, большое или маленькое, я не знаю», — ответил Владимир Самуилович.
А когда ему сообщили, что Рахманинов умирает (композитор умер от рака 28 марта 1943 года в возрасте 70 лет), то музыкант отменил все концерты и поспешил в Лос-Анджелес, чтобы увидеть своего друга и наставника. Последними словами маэстро к Горовицу за несколько дней до кончины были: «Прощай. Прощай. Я больше никогда тебя не увижу».
«Он был мне, как отец, — говорил В. Горовиц. — Он никогда не позволял делать что-либо плохое. Он всегда хотел, чтобы я играл лучше всех. Когда Рахманинов умер, я остался без проводника».
ГОРОВИЦ И РУБИНШТЕЙН
— На склоне лет Владимир Горовиц признался, что знает Артура Рубинштейна еще с юных лет. Правда, утверждать, что это произошло в 1913 году, когда пианист выступал с концертами, было бы некорректно. Документального подтверждения этой даты нет. Возможно, встреча произошла позднее, ведь Артур Рубинштейн до своего отъезда за границу еще не раз играл в Киеве.
Например, Гарольд Шонберг пишет, что когда Горовиц уезжал за границу, то Генрих Нейгауз дал ему рекомендательное письмо к Артуру Рубинштейну, другу своего детства. В Париже, где Рубинштейн уже был известен и обласкан, он часто принимал молодого пианиста в своей квартире на Монмартре. «Я неоднократно встречался с Рубинштейном в Париже. Мы часто вместе играли в доме Александра Стейнерта. Мы играли Вагнера на двух роялях. Рубинштейн хорошо знал музыку Вагнера», — вспоминал В.Горовиц.
Г. Шонберг описывает один из концертов Владимира Горовица, на котором был А. Рубинштейн: «После концерта Рубинштейн пошел за сцену вместе с остальными. Горовиц, вспотевший и бледный, принимал поздравления с царственным безразличием. Когда подошел Артур, Горовиц сказал, что сыграл не ту ноту в Полонезе-фантазии Шопена. «Я бы отдал 10 лет своей жизни, — горько заметил Рубинштейн, — чтобы иметь право заявлять об одной неправильной ноте после концерта».
Владимир Горовиц и Артур Рубинштейн были двумя колоссами пианизма и великими романтиками XX столетия. Они были антиподами в жизни: «Рубинштейн был полным жизни экстравертом, как и его игра. Ему было комфортно в этом мире, а Горовицу мир казался опасным и неприветливым. Рубинштейн, с неиссякаемой жизнеспособностью, шел по жизни, раздавая радость и наслаждение, — его приветствовали, ему аплодировали. Горовиц же сидел дома и страдал от смен настроения из- за малейших пустяков, — написал Д. Дюбаль в книге «Беседы с Горовицем». — Рубинштейн, который жил «мгновением», ставил Горовица в тупик, ведь вся его жизнь была посвящена фортепиано — он был как бы привязан к своему инструменту. Во внешнем мире без своего фортепиано Горовиц был бы в отчаянии. Рубинштейн-пианист мыслил масштабно и никогда особенно не понимал одержимость Горовица нюансами исполнения. Рубинштейна раздражало, когда Горовиц подбегал к инструменту и кричал: «Послушай! Я сделал нечто новое в «Вариациях Кармен»!»
Горовиц испытывал трепет от непосредственного контакта с клавиатурой. Конечно, умение интерпретировать важно для всех пианистов высокого уровня. Но в случае с Горовицем техническое волшебство было способом достижения беспрекословной победы.
Рубинштейн глубоко завидовал техническому мастерству Горовица. Хотя у Рубинштейна была превосходная техника, но он не мог вынести того, что Горовиц делал такие вещи на фортепиано, которые ни один пианист, возможно, во всей истории игры на фортепиано не был способен выполнить. Для пианиста знать, что даже если он будет работать бесконечно долго, то все равно при этом никогда не добьется совершенства в исполнении гамм и арпеджио, и его октавы не будут такими совершенными, яркими, непринужденными, как у Горовица, было очень неприятно.
Горовиц был способен наэлектризовать публику до предела, и забыть это было невозможно. Рубинштейн, тоже мог поднять свою аудиторию до высокого пика возбуждения, но он слишком долго полагался на «губительную» беспечность, которая помогала ему не замечать упущений в его искусстве. Он был на вершине, пока не услышал Горовица, который был семнадцатью годами моложе. После этого Рубинштейн стал более дисциплинированным и стал больше упражняться».
ГОРОВИЦ И ЕГО ПЕДАГОГИ
— Известно, что Владимир Самуилович неизменно превозносил своего третьего, последнего, учителя Феликса Блуменфельда и со значительной степенью раздражения, даже с неприязнью отзывался о первом — Владимире Пухальском. Музыкант почти никогда не упоминал о своем педагоге Сергее Тарновском, — продолжает Ю. Зильберман. — Известно, что от Тарновского Горовиц перешел в класс Блуменфельда, и этим очень обидел Сергея Владимировича.
«Их отношения были непостоянными: от близкой горячей дружбы до прохладных», — пишет Джеффри Вагнер. Музыканты примерились лишь в 1976 году, когда Тарновскому было 94 года.
«Я слышал много хорошего о Тарновском: он был изумительным музыкантом и окончил консерваторию Петербурга с высшей наградой — Призом Рубинштейна. Сама награда представляла собой рояль из чудесного красного дерева со специальной табличкой с золотыми буквами, который я видел в доме Тарновского», — совсем другое мнение у Натана Мильштейна.
Описывая свое знакомство с семьей Горовицев в 1922 году, он упоминает Сергея Владимировича в числе гостей дома, из чего напрашивается вывод, что примерение учителя и ученика состоялось значительно раньше, чем утверждал Вагнер. Мы детально изучили, как и почему произошел переход Горовица от Тарновского к Блуменфельду.
Споры о том, «кого» больше в пианизме Горовица — Пухальского с его «бриллиантовой россыпью» мелкой техники, Тарновского со свойственной ему «есиповской» романтичностью, «сладостью и вокальностью» тона или Блуменфельда с его «оркестральным» мышлением, заставляют внимательно относиться и к вопросу о времени занятий Горовица у каждого педагога. Изучив документы мы убедились, что маэстро, указывая сроки своих занятий с Тарновским, был скорее щедр, чем точен. Нам удалось выстроить достоверную хронологию учебы Владимира Горовица в Киеве: 1908 — 01.1913 гг. — учитель Софья Бодик (мать Горовица) — 5 лет; 01.1913 — 01.1918 гг. — учитель Владимир Пухальский — 5 лет; 01.1918 — 06.1919 гг. — учитель Сергей Тарновский — 1,5 года; 03.1920 — 06.1920 гг. — учитель Феликс Блуменфельд — 4 месяца.
Следовательно, именно школой В. В. Пухальского были заложены основы пианизма Владимира Горовица! 10 лет — с 1908 по 1918 годы — Горовиц занимался под руководством сначала матери — ученицы Владимира Вячеславовича, затем самого мэтра.
Единственным современником, оставившим письменное свидетельство о выпускном концерте пианиста, был танцовщик Сергей Лифарь: «Товарищи мои кончали консерваторию, и среди них самый блестящий — Горовиц. Я был на выпускном концерте, и этот концерт — без меня — всколыхнул и разбередил меня: если бы не рука моя, и я был бы среди молодых пианистов, а сейчас что я?.. Хорошо запомнилось мне выступление Горовица и испуг-волнение за него: он исполнял с Ф.Блуменфельдом на двух роялях концерт Бетховена и вовремя не начал играть; Блуменфельд встал, подошел к Горовицу, указал ему ноты и снова начал концерт; Горовиц на этот раз вступил вовремя и так сыграл весь концерт, как я никогда и после не слышал его».
Итак, в мае 1920 года семнадцатилетний Владимир Горовиц оканчивает Киевскую консерваторию. Впереди знакомство и дружба с Н. Мильштейном, концерты в десятках городов страны, ошеломляющий успех, появление в Петрограде клуба фанатов Горовица. А дальше — арест отца, гибель брата, тяжелые будни, переполненные поезда, нетопленые гостиницы, холодные концертные залы. До отъезда из страны остается пять лет, но об этом мы попытаемся рассказать в следующей книге о выдающемся пианисте.
