Одна из наиболее трагических, долгое время преступно закрытая страница истории украинского народа — голод 1946—1947 годов. Как и предыдущий голод 1921—1923 гг. и Голодомор 1932—1933 гг., третий «советский» голод, как его назвали в народе, 1946—1947 годов в самое сердце поразил села Николаевской, Одесской, Херсонской, Днепропетровской, даже Полтавской областей, юг Буковины, Молдавскую ССР и другие территории СССР.
Пытаясь ничем не запятнать «успехи социалистического», а затем и «коммунистического строительства», сталинское, а позже хрущевское, потом брежневское руководство наложили запрет на эту тему. Об этой страшной беде не разрешалось не только писать и говорить, но и вспоминать в официальных документах, в средствах массовой информации.
Но, несмотря на сопротивление властей, ростки исторической правды пробили существующий запрет. Люди узнали о трагедии миллионов соотечественников, наступившей сразу после кровопролитнейшей войны 1941—1945 гг. Послевоенный голод стал известен благодаря трудам украинских и зарубежных историков: А.М. Веселовой, В.И. Марочко, С.В. Кульчицкого, В.Ф. Зимы, Р.Я. Пыриг, Джеймса Мейса, Н.Н. Шитюка, П.Н. Тригуба и др.
В текущем году исполняется 70 лет началу послевоенной трагедии — голоду 1946—1947 гг. Обескровленное войной сельское население , естественно, за столь короткое время не смогло восстановить довоенное количество работоспособного населения. На селе большинство составляли старики, женщины и дети. Основной рабочей силой села были женщины, численность которых в сельхозпроизводстве составляла 80 процентов.
Максимальное использование имеющегося тракторного парка не могло обеспечить его научно обоснованное необходимое количество. Не могли компенсировать нехватку тракторов лошади и коровы. Часто колхозники, в основном женщины, впрягались вместо лошадей или коров в упряжь для того, чтобы вспахать землю. На плечах или возах доставляли семена в поле, вручную проводили сев. Забегая вперед, отмечу, что затем и более половины урожая было собрано вручную.
Зима 1945—1946 гг. была малоснежной, морозной, с частыми оттепелями, после которых наступали заморозки, а апрель, май и июнь были наиболее засушливыми за 50 последних лет. Это привело к ослаблению и гибели посевов озимых и яровых культур. В отдельных районах Николаевской области эта участь постигла до 30—40 процентов посевных площадей. В результате неблагоприятных погодных условий выжившие зерновые культуры созрели на две-три недели раньше, соответственно, уборка началась раньше.
Урожайность на большинстве площадей составила от 1,5 до 2,5 центнера с одного гектара. При этом государственные планы сдачи зерна колхозами и совхозами остались без изменений. Для Николаевской области план сдачи государству зерна был утвержден в количестве 261 тыс. 270 тонн.
На 10 сентября 1946 года план хлебосдачи был выполнен на 44 процента, на приемные пункты сдано 141 тыс. 245 тонн. Хозяйства сдали государству все, что могли, оставив себе минимум зерна — на семена, питание и фураж. Контролеры из центра, органов МВД, МГБ любой ценой «выбивали» выполнение плана. Но, несмотря на все усилия командной системы, план хлебозаготовок был выполнен только на 65,2 процента.
С производителей выжимали до последнего зернышка. По итогам 1945 года в 462 колхозах области с общим количеством населения 186 310 чел. было выдано на один выработанный трудодень от 100 до 400 граммов хлеба.
На начало января 1946 года 86 310 чел. испытывали острую потребность в оказании помощи хлебом. Руководство области обратилось к руководству УССР (Н. С. Хрущеву) с просьбой о выдаче продовольственной ссуды в размере 3225 тонн на период с 1 февраля по 1 июля 1946 года. Но Москва запретила это сделать. На селе начался голод.
В то же время критическое положение сложилось в животноводстве. Большая нагрузка, которая легла на тягловых животных, отразилась на их физическом состоянии. Случаи падежа лошадей достигали 25 процентов.
Голод дал о себе знать в конце 1946-го. В первую очередь эти явления коснулись городов. В них уже зимой 1946 года начали умирать те, кто не имел права на хлебные карточки и не смог обеспечить себе минимальный запас продуктов.
РИСУНОК ВЛАДИМИРА КУТКИНА, КИЕВ
В самом страшном положении оказались дети. Так, в 1947 году по УССР среди детей в возрасте четырех лет умерли в городах — 57 601 ребенок, в селах — 81 515.
Голод вынуждал людей идти на нарушения закона — воровство зерна и продуктов питания. По неполным данным, в 1946 году за воровство колхозного хлеба были осуждены по республике около 10 тысяч человек, сотни людей приговорены к расстрелу.
В декабре 1946 — январе 1947 гг. в селах Николаевской области появились десятки тысяч опухших от голода людей. В республике вследствие голода возросло количество больных дистрофией: на 20 июня 1947 года в УССР заболевших насчитывалось 1 млн 154 тыс. человек, в том числе более 79 тысяч — в Николаевской области. Из заболевших большую часть составляли дети и нетрудоспособные. Все остальные смерти заведомо «скрывались» под диагнозами: гипертония, пневмония, острая сердечная недостаточность и т.д.
Врачи подразделяли алиментарную дистрофию на три степени: 1-я, 2-я и 3-я, которые сопровождались белковыми и безбелковыми отеками. По их мнению, 3-я степень как самая тяжелая считалась неизлечимой. Она часто осложнялась пневмонией, туберкулезом, дизентерией и другими инфекционными заболеваниями, поэтому чаще приводила к летальному исходу. Бывали случаи, когда при заболевании дистрофией 1-й или 2-й степени человек умирал без медицинской помощи в результате физического истощения и нервно-психического расстройства.
Всего в 1946—1947 гг. вследствие голода переболело дистрофией 1-й степени около 20 млн, 2-й — 5 млн и 3-й степени — до 2 млн человек, большинство последних не выжило!
Люди ели котов и собак, мышей и крыс. Варили «супы» из коры деревьев и корней растений. Но самое страшное: были зафиксированы многочисленные факты людоедства и трупоедства. Так, в январе — июне 1947 года в УССР официально (подчеркну: официально!) было зарегистрировано 130 случаев людоедства и 189 — трупоедства.
Наверное, сегодня исследователи не узнают всю точную статистику этого страшного голода, т. к. все цифры, попавшие в отчетность, «фильтровались» органами МГБ и МВД.
В большинстве случаев органы здравоохранения не фиксировали точное количество больных дистрофией и умерших с таким диагнозом.
Южные районы нашей области, которые имели выход к побережью лиманов и Черного моря, менее пострадали от голода, т. к. здесь у людей была возможность питаться рыбой и морепродуктами. Хотя власть всячески пресекала попытки спастись, а часто и забирала у жителей побережья добытые морские продукты.
Можно ли было избежать разыгравшейся трагедии — послевоенного голода? Безусловно, ДА. Можно было бы в первую очередь перераспределить зерно, хранившееся в глубоких пунктах хранения в Сибири и на Урале, и направить минимальную часть от потребностей в пострадавшие районы. Всего в 1946 году на этих неприспособленных в большинстве случаев складах хранилось 17,5 млн тонн зерна.
Во-вторых: уменьшить помощь зерном другим государствам, обеспечив сначала потребность своего населения. Не обращая внимание на бедственное положение охваченных голодом территорий, руководство СССР через порты южного региона: Николаев, Одессу, Херсон, Очаков, железнодорожным транспортом отправляло зерно за границу. В 1946 году Болгария получила 30 тыс. тонн кукурузы, 20 тыс. тонн пшеницы, затем еще дополнительно 40 тыс. тонн зерна. Польша получила в 1946—1947 гг. 900 тыс. тонн зерна. Зерновой поток лился в Финляндию, Норвегию, Чехословакию. Всего экспорт зерна из СССР в 1946 году составил 1 млн 646 тыс. тонн, в 1947 г. — 1 млн 800 тыс. тонн.
В-третьих: если бы руководство республики, Николаевской области не было бы фарисеями, а настойчиво добивалось перед центральными органами власти кардинальной помощи голодающим, а не заботилось только о своем благополучии, возможно было бы избежать катастрофических последствий этого бедствия.
В подтверждение вышесказанного приведу текст двух писем, отправленных руководством области в Москву 17 апреля 1947 года, копии которых хранятся в Государственном архиве Николаевской области.
Первое письмо — Николаевского обкома КП(б)У и областного Совета депутатов трудящихся начальнику Главрыбснаба Министерства рыбной промышленности СССР: «Исполком облсовета депутатов трудящихся и обком КП(б)У просит Вас отпустить для снабжения руководящего состава области ко дню 1 Мая рыботоваров повышенного качества: икры кетовой — 500 кг, икры паюсной — 30 кг, балыков — 100 кг, сельдей иваси тихоокеанских — 1000 кг, консервов разных банок — 1000 банок.
Указанные рыботовары просим Вашего разрешения получить непосредственно с баз промышленности г. Москвы» (Ф.Р-992, оп. 2, д. 761, л. 25).
Второе письмо — тех же организаций области руководству Главтабак Министерства пищевой промышленности СССР: «В силу отсутствия табачной фабрики в нашей области наша область прикреплена к Одесской базе Главтабакснаба, которая отоваривает фонды табачных изделий крайне неудовлетворительно и низшими сортами. Руководящий состав нашей области не получает табачных изделий повышенного качества.
Исполком облсовета депутатов трудящихся и обком КП(б)У просит Вашего указания выделить для указанного контингента на 500 тысяч рублей табачных изделий лучшего качества непосредственно с московских баз за счет фондов нашей области» (Ф.Р-992, оп. 2, д. 761, л. 30).
В этом вся суть «озабоченности» проблемой голода в нашей области ее тогдашними горе-руководителями.
Замечу, очень во многом технология послевоенного голода (если отбросить разруху, оставленную войной, и климатические катаклизмы) напоминает геноцид 1932—1933 гг. В результате послевоенного голода в СССР погибли два миллиона человек, в т. ч. около миллиона жителей УССР.
