Так исторически складывалось, что христиане, которых Учитель учил любви к ближнему и прощению грехов этого ближнего «вплоть до семи десяти раз по семи», значительную часть своей 2000-летней истории враждовали между собой. Взаимные анафемы, агрессивные догматические споры, презрение к мнению и обычаям другого и даже религиозные войны стали едва ли не нормой «христианской» жизни, которой руководили (и руководят сегодня) не Заповеди Христа, даже не средневековые догматы, а церковные обычаи- обряды, которые отнюдь не могут быть полностью тождественными, скажем, у христиан Востока и Запада и из-за этого всегда дают повод для критики и обвинений в вероотступничестве.
В течение последнего века некоторые церкви (не все, к сожалению) сумели усвоить цивилизованные манеры поведения и уже не будут трактовать духовенство других христианских конфессий едва ли не как нечистую силу. Но ощущения общей принадлежности к христианскому сообществу, понимания того, что — по сравнению с Заповедями Нового Завета — между конфессиями стоят вещи второстепенные, очевидно, нет. Каждая церковь только себя считает истинно христианской и из-за этого между нашими католиками и греко-католиками, между православными и католиками, между греко-католиками и православными и другими вероисповеданиями нет как настоящегго взаимоуважения, так и сотрудничества на благо народа Божьего.
Правобережная Украина — от Днепра до крайнего Запада — практически никогда не была единоверующей. Находясь между двумя мирами — Востоком и Западом, украинцы всегда общались с иноверцами — татарами, иудеями, западными людьми едва ли не всех христианских конфессий. И когда в конце ХVI в. часть украинского населения приняла Унию — перешла в подчинение Римского престола, сохранив свой восточно-византийский обряд, это не было чем-то уж таким сверхъестественным. Особенно учитывая тогдашнюю общественно-политическую и религиозную ситуацию в том регионе.
Российские, а затем советские историки, описывая ход событий в Правобережной Украине конца ХVI — начала XVII веков, обычно делают большие акценты на ожесточенной вражде и взаимной ненависти, которые тогда, якобы, переполняли отношения между украинцами различных конфессий — между католиками, православными, греко-католиками и протестантами. Противостояние, конечно, было и позднее, оно перешло — не без усилий как православной, так и католической иерархии — в непримиримую вражду, которая, к сожалению, не прекратилась и сегодня (причины чего известны всем). Научно доказано однако, что на Западе Украины более длительное время имел место совсем другой феномен, а именно — нормальное общежитие, на уровне общества и семьи, людей различных христианских конфессий.
Украинский историк, профессор Наталья Яковенко, в своей фундаментальной книге «Паралельний світ» убедительно утверждает, ссылаясь на аутентичные документы того времени, что люди, которые жили на рубеже ХVI и XVII веков, не очень проникались межконфессиональными различиями и что эти проблемы отнюдь не всегда влияли на такие серьезные жизненные дела, как брак, женитьба детей, похороны близкого человека, меценатство и др. Наталья Яковенко пишет: «Источники (документы) всякий раз фиксируют примеры вполне мирного общежития — как в семейном кругу, так и в сфере публичной деятельности, мало того — даже в религиозной практике различных конфессий».
Ярким примером нормальных межконфессиональных отношений служат, в частности, католически-протестанские или католически-православные смешанные браки того времени, в которых детей часто крестили «по очереди» — одного ребенка в католическом храме, следующего — в православном и т.д. Или — сыновей по вероисповеданию отца, а дочерей — матери. Так, в браке православного князя Василия- Константина Острожского с католичкой Софией Тарновской всех трех сыновей и одну дочь крестили по православным обрядам, а вторую дочку — по католическим. Интересно, что освящали смешанные браки духовники различных христианских конфессий, о чем сохранились свидетельства того времени. То же самое касается похорон — например, князь Юрий Чорторыйский, униат, был похоронен, согласно его завещанию, в построенном им католическом костеле в Клевани.
Точно известно также, что благотворительность богатых людей тогда часто распространялась за пределы своей конфессии. Скажем, князь Стефан Збаражский, который сначала перешел от православия к кальвинизму (протестантизм), а в конце жизни — в католическую церковь, на протяжении многих десятилетий (до самой смерти) оказывал финансовую поддержку трем православным храмам. А католичка княгиня Галшка Острожская в 1579 году завещала 6 тысяч литовских денег на православную Острожскую академию и на монастырь Св. Спаса под Острогом. Весьма выразительным является и завещание кальвиниста князя Януша Радзивила (1620), внука Василия-Константина Острожского, где в частности написано: «Монастыри и церкви старой русской веры (православные), которые находятся в послушничестве Патриарху (Вселенскому) и расположены в моем имении, должны всегда сохранять свой старинный статус, за чем должны следить мои потомки».
В общем, тогда создавалась странная и привлекательная мозаика — православные и кальвинисты поддерживали иезуитские учебные коллегиумы; лица, которые приняли унию, заботились о католических церквях и одновременно — православных братствах; богатые униаты издавали книги, посвященные диспутам между протестантами и католическими монахами и прочее. Православный Адам Кисиль, протектор православной церкви, основывает в своем имении на Волыни католический костел, объясняя это таким образом: «Все мы, православные, признаем одну святую Вселенскую Апостольскую Церковь и блаженных мучеников греческих и латинских. Славится один Бог, одна вера, одно крещение; и не вера является двойной, а двойным является богослужение, которое практикуют греческий и латинский обряды, принесенные неблагоприятными временами».
Закончим упоминанием о православном князе Яреме Вишневецком, который перешел в католицизм и который считается фанатичным католиком, непримиримым к Восточной вере. Между тем в своем завещании князь приказывает сохранять нерушимым православный храм Вишневецкого замка, «где отдыхают в мире мои родные, и содержать храм во всяческом порядке».
Но в самом ли деле уроки истории никого, ничему, никогда не учат?