По крайней мере, так было раньше. В городе увидеть свадебный
кортеж гораздо проще, чем беременную женщину, в селе редкость и то, и другое.
Деревенскую свадьбу мы искали долго и мучительно. Знакомый
сельский батюшка качал головой и говорил: «Э, брат, нынче селяне-то почти
и не венчаются. И не потому, что все в грехе живут, невенчанными. Просто
молодежи в селах почти не осталось — кому жениться-то? У меня статистика
простая — отпеваю покойников каждую неделю, крещу младенцев — раз в месяц,
а венчаю раз в полгода. Такие дела.»
Существует и другая статистика. По данным Минстата Украины
на 1.01.1997 года в 2673 селах не было новорожденных, а в 4503 нет детей
в возрасте до 15 лет...
СВАДЬБУ МЫ ВСЕ-ТАКИ НАШЛИ
Хватит о грустном. Недалеко от Киева, но уже в Полесье.
В 120 километрах от Киева и в 50 от Чернобыля. Час езды от столицы, а уже
все другое — земля, красновато-коричневая от торфа, пружинистая зелень
болот, другая растительность, другой климат и даже говор другой. Мягкий,
слегка шипящий, явно испытавший влияние белорусского и польского. И лица
другие. Полищуков во многом спасает от вырождения то, что в здешней земле
плохо растет сахарная свекла, это богатство и проклятие Украины. Нет свеклы
— нет сахарных заводов, нет сахарных заводов — нет дешевого самогона. Соответственно
и пьют полищуки меньше. Потому и лица у них тоньше и человечнее, чем у
вырождающихся аборигенов «сахарных провинций». Но что я все о грустном
да о грустном.
Невесту, а ныне уже молодую жену зовут Ирой, годков ей
19 и живет она в селе Розважив. Лицом красива, фигурой тоже Бог не обидел,
как, впрочем, и характером. Когда мы с фотокорром объявились на свадьбе,
Ира уперлась кулачками в бока и наотрез отказалась и от съемки, и от газетной
«славы». В общем, еле уговорили. Жениха, а ныне молодого мужа зовут Сергеем,
ему двадцать два, работает он помощником лесничего и жил до свадьбы в селе
Жеревпилля. От села до села — четыре километра. И два кладбища между селами
— новое и старое, которое называется «Ляцьки могилки». Вросшие в густой
мох позеленевшие кресты без имен и дат. «Ляцьки могилки» — польское кладбище.
Половина местных жителей зовутся Юзями, Стасями или Евами. Но языка уже
не знают, а о польских корнях напоминают разве что «Ляцьки могилки». Среди
ушедших в мох крестов — несколько ухоженных могил с фамилиями и датами
на крестах и со свечными огарками. Рождались в разные годы, а умерли все
в 1931, в голодомор или по-местному «в голодовку».
Мы приехали в Розважив воскресным утром, на второй день
свадьбы. В субботу молодые расписались в ЗАГСе, вечером «погуляли», а в
воскресенье должны были венчаться. Во дворе дома невесты стояла огромная
армейская палатка в которой были накрыты столы с угощением. Такая же палатка
стояла и в доме жениха в соседнем селе. В субботу родственники жениха шли
пешком из Жеревпилля в Розважив и там после некоторых странных обычаев,
о которых мы расскажем позже, «гуляли» до утра. В воскресенье, наоборот,
родственники невесты пешком шли из Розважива в Жеревпилля, где, опять-таки,
после определенного ритуала «гуляли» в жениховской палатке.
Приехали в Розважив мы рано. Молодые еще спали, однако
в палатке уже сидели несколько то ли самых стойких, то ли самых нетерпеливых
старичков. Нас они встретили радушно и тут же предложили «ловко поснидать».
Поснидали, при этом старички тосковали по порядку и весьма информированно
обсуждали российский финансовый кризис. Потом старички стали рассказывать
о нынешней жизни в селе, об украинских президентах и парламентариях. Самая
мягкая оценка кончалась словом «мать», а машущие руки старичков то и дело
показывали, как бы они «ловко» нажали на спусковой крючок.
ЖИЗНЬ КАК РИТУАЛ
А тем временем невеста наряжалась. Жених готов был уже
давно и прогуливался перед домом, сверкая словно начищенный пятак. У ворот
дома стоял огромный допотопный грузовик — ЗИЛ. Грузовик колхозный, но как
объяснил нам отец невесты, колхозную технику сейчас держат поближе к дому,
«а то на винтики разнесут». Как выяснилось, допотопный ЗИЛ используют в
селе в основном в качестве катафалка — везут гроб с умершим на кладбище.
К счастью, во время свадьбы грузовик в качестве транспорта не использовался,
нашлись другие машины. Наконец невеста нарядилась, свадебный «поезд» расселся
по «Волгам» и «Жигулям» и мы поехали в церковь.
По дороге наш водитель, бывший местный житель, рассказывал
об окрестностях: «Вот здесь стоял льнозавод, там овцеферма, там птицеферма».
Мы послушно вертели головами и видели остовы каких-то зданий с молодыми
деревцами на крышах. Хорошо хоть не обгоревшие, а то и впрямь подумаешь,
что по селу прокатилась война. Чуть позже местный житель рассказывал нам,
что раньше по трассам на Киев и на Иванков сплошным потоком шли машины
с продовольствием, со льном, еще с чем-то. Что такое деньги, в селе давно
забыли, живут натуральным обменом. «Сейчас даже молоко не вывозим, — говорил
усатый дядька, разглядывая свои выпуклые твердые ногти. — Из Херсона вот
арбузы привезли, меняют у нас на картошку. Так вот, картошкой, лесом да
мясом и платим за все.» Недавно в селе остановился даже хлебзавод. Что
ж, будут печь сами. «Мы-то на земле как-то выживем. А вот что в городе
будут делать?» — спросил меня дядька, и не дождавшись ответа, закурил.
Православный храм Рождества Пресвятой Богородицы расположен
неподалеку, в селе Старовищи, в пяти километрах от Розважева. Село небольшое
и церкви там раньше не было, но собрались бабушки да дедушки, взяли у председателя
сельсовета здание старой школы, поставили на нем купол с крестом и пригласили
священника. И теперь каждую субботу-воскресенье и в праздники идет в селе
служба, а на перезвон трех маленьких колоколов сходятся в утреннем тумане
бабульки из других сел. Бредут из разных сел и перекликаются: «Ты жива
еще, Марковна?» — «Жива, Петровна! Слава Богу за все!»
Молодых у храма тоже встречали колокольным звоном, встречал
и батюшка с крестом в руках — отец Александр Ворона, в прошлом врач-реаниматолог,
а ныне простой сельский священник. И вот уже молодые стоят в церкви, над
их головами держат свидетели-дружки венцы, а отец Александр возглашает:
«Миром Господу помолимся о рабах Божиих Сергии и Ирине, ныне сочетающихся
друг другу в браке общение, и о спасении их, Господу помолимся!» А бабульки
хором поют-отвечают: «Го-о-споди, по-ми-луй!» И смотрят старушки на молодых,
улыбаются, вспоминают свою молодость и думают: «И мы когда-то также стояли
под венцом». А рядом девчонка лет 13 смотрит на восхитительно красивую
в своем белом платье невесту и мечтает: «Скоро и я буду такая же красивая
и буду стоять в церкви в фате и белом платье». А священник продолжает:
«О даровании им целомудрия и плода чрева на пользу, Господу помолимся!
О даровании им веселия от видения сынов и дочерей, Господу помолимся!»
И отвечают старушки, и девочка подпевает: «Го-о-споди, по-ми-луй!»
БОГАТАЯ СТРАНА... ТОЛЬКО НА СВАДЬБЫ ДА НА ПОХОРОНЫ
Ну вот и кончилось венчание и законные супруги едут в дом
мужа, слегка закусывают и выпивают, а потом едут в дом невесты, там опять
закусывают, а потом уже с родственниками и друзьями пешком идут обратно
к жениху. Идут и поют, вспоминают как вчера, когда к ним в село приходила
родня жениха, они их здорово водой облили у ворот и выкуп хороший за невесту
взяли — гуся жареного. А сегодня будет уже их встречать родня жениха и
поэтому отец невесты несет выкуп — целиком зажаренного поросенка. А у ворот
дома невесты уже поставили сноп соломы и приготовили воду. Лишь только
подошли гости — солому подожгли, дым, огонь, крики! Выкуп требуют. Отец
невесты стал поросенка нахваливать, прибаутки рассказывать — но все равно,
заставили его с поросенком через огонь прыгать. Только перепрыгнул, а тут
его из-за забора водой облили! И началась давка! Одни ворота держат, другие
их штурмуют. Смех, крики! Наконец, ворота раскрылись, обе группы родственников
слились вместе и устремились в палатку. А там! Самогона море, закуски всяческой
видов пятьдесят, а еще буженина, а еще налистники, а еще вареники с мясом,
творогом, картошкой и еще чем-то, а еще рыба, уже и поросенка зарезали
и другого несут. Кто сказал, что Украина — страна бедная? А за столом тосты,
шутки-прибаутки с острым словцом, от которого невеста краснеет и морщит
нос. И вдруг, что-то вспомнив, поднимается из-за стола и убегает во двор,
где девчонки помоложе уже затеяли танцы. Подходит к ним, что-то шепчет,
а они выстраиваются в ряд, а она, молодая жена, поворачивается к ним спиной
и бросает назад свой свадебный букет. К нему кидаются все, но ловит лишь
одна и верещит от радости! Поверье такое — значит именно ей следующей идти
под венец. А во дворе и перед двором, и даже на дороге уже начались танцы.
Самодеятельный ансамбль наяривает на электрогитаре и «Ионике». Наяривает,
конечно, не старые свадебные песни, а песенку про «цыгана Яна», потом какие-то
частушки, потом «Ламбаду». И так до утра. С перерывами на заход в палатку,
чтобы «ловко поснидаты» и так же ловко выпить за здоровье молодых. Это
будет продолжаться еще несколько дней. Потому что наготовили много и все
нужно съесть и потому, что хочется продлить праздник. Редки нынче на селе
свадьбы, все больше похороны. А между этими событиями нужно посадить и
выкопать картошку, подоить корову и вывести ее на луг, покормить поросенка,
кур и гусей, съездить в соседнее село за хлебом, вернуться и убрать в хлеву,
и наколоть дров, чтобы пережить зиму. А еще нужно родить детей и вырастить,
а там, глядишь, пора и к свадьбе готовиться.
