Когда 29 ноября 1778 года (по новому стилю) у Федора Квитки, выходца из уважаемого и известного на Слобожанщине казацко-старшинского (а теперь помещичье-дворянского) рода, в его имении — селе Основа под Харьковом родился сын Григорий, то кто мог знать, какая необычная судьба ожидала этого мальчика? На свет появился будущий первый прозаик новой украинской литературы, наделенный от Бога не только даром выдающегося мастера родного слова, но и талантливый актер, публицист, неплохой, как на то время, поэт... И главное, благодаря чему Григорий Федорович Квитка, обессмертивший свое имя произведениями, подписанными псевдонимом Грицько Основьяненко , бесспорно, заслуживает благодарной памяти потомков — это его заслуги в деле пробуждения национального сознания украинцев. Рожденный в семье, которая, как и подавляющее большинство казацко-старшинских семей, приняла имперские «правила игры» Екатерины II, Основьяненко одним из первых в нашей новейшей культуре смог ярко описать национальные украинские характеры (причем не только позитивные, о чем речь впереди). Парадокс: помещик, предводитель дворянства в своем уезде, председатель Харьковской палаты уголовного суда, кавалер орденов святой Анны и святого Владимира, надворный советник Основьяненко, возможно, не полностью понимая значение им сделанного, объективно расшатывал фундамент николаевской империи, торил путь к духовному освобождению своего народа!
Дорога молодого Григория к литературной славе оказалась извилистой и долгой. Юноша не один год «искал себя». К 26 годам он успел уже побывать и армейским капитаном (практически без службы в армии, потому что в те времена дворянских детей еще с детства формально «записывали» в войско, они не служили, но получали звания), и комедийным актером-любителем, и чиновником при департаменте герольдии, да еще и участвовал в работе по подготовке к открытию Харьковского университета (1802—1803 гг.)... В 1804 году Квитка, по его же словам, «пустился врысь и вскачь к обители преподобных», то есть стал послушником Куряжского монастыря под Харьковом.
Но монашеская жизнь не привлекла молодого человека, наделенного характером любознательным, жизнерадостным и неуемным. «По встретившимся обстоятельствам и чувствуя слабость здоровья», Квитка вскоре попросил не числить его «в оном монастыре», поданные же им ранее документы «возвратить и о том учинить рассмотрение». Итак, суждена была Григорию судьба одного из творцов украинской культуры ХIХ века, а не служителя Господнего...
Современники восхищались многогранностью талантов этого человека. Известна такая дружеская эпиграмма на Основьяненко:
«Не надивлюся я, создатель,
Какой у нас мудреный век:
Актер, поэт и заседатель —
Один и тот же человек.»
Но здесь совсем не упоминается Квитка-прозаик, классик украинской литературы. Дело в том, что окончательное решение посвятить свою жизнь служению «словесности», как тогда говорили, Григорий Федорович принял только около 1827 г., когда ему было уже почти пятьдесят лет. Решение целиком осознанное, ответственное и в известной степени граждански мужественное — ведь он стал писателем украинским (хотя и русская литература также имеет все основания считать его не чужим) как раз тогда, когда на просторах «свинцовой» романовской державы усиливалась грубая пропаганда шовинизма в духе печально известной триады Уварова «Самодержавие; православие; народность». Все украинское было или объектом хамских насмешек, или снисходительной этнографической моды (в лучшем случае!). И именно в это время Основьяненко создает свои классические, незабываемые украинские повести и рассказы (бурлескно-реалистические и сентиментальные) «Салдацький патрет» (1833), «Маруся» (1833), «Конотопська відьма» (1833), «Сердешна Оксана» (1838), «Козир-дівка» (1836).
Дело не только в том, что этими произведениями была заложена основа украинской современной прозы. Важно чувствовать их высокое художественное качество. Известный украинский и русский филолог и писатель Осип Бодянский отмечал такие черты творчества Квитки, как «простота, естественность повествования, полнота в целом, правильное соотношение между частями, живые, яркие, свежие картины, веселый юмористический тон, меткие остроумные намеки, якобы ненароком, мимоходом сделанные, скорость переходов, мастерские отступления, правильный, преимущественно чистый язык и многочисленные удачно схваченные в народе обороты и выражения» . Сам Григорий Федорович так объяснял причины, побуждавшие его к написанию украинских повестей, в частности, «Маруси»: «По случаю был у меня спор с писателем на малороссийском наречии. Я его просил написать что-то серьезное, трогательное. Он мне доказывал, что язык неудобен и вовсе неспособен. Знав его удобство, я написал «Марусю» и доказал, что от малороссийского языка можно расстрогаться».
Пусть нас не удивляет скромная, непоказная цель, которую якобы ставил перед собой писатель: «расстрогать» читателя. Заслуженно высокую оценку творчества Квитки дал Иван Франко, отметив, что он — «творець людової повісті, один з перших того роду творців у європейських письменствах» . Современники восторженно отмечали умение автора «Конотопської відьми», «Сердешної Оксани», известных пьес «Сватання на Гончарівці» (1835), «Шельменко-денщик» (1836) изображать с непревзойденной естественностью «простого» (почти не изображенного до него в литературе) украинского человека. Без творческих достижений Основьяненко, без его гуманизма, искренней боли за будущее обиженного человека не было бы ни Шевченко, ни Марко Вовчок, ни Панаса Мирного, ни Нечуя-Левицкого (список классиков украинской литературы можно продолжать...).
Квитка-Основьяненко был человеком мягкого, кроткого нрава, нежно любил свою жену, Анну Григорьевну Вульф (1800—1852). В феврале 1841 г. он писал в письме к П.А. Плетневу: «Я и Анна Григорьевна — один человек, одинаково чувствующий, одинаково мыслящий, одинаково действующий» . Но Григорий Федорович всегда был способен с необходимой четкостью и «наивной» (на самом деле мудрой) правдивостью называть вещи своими именами — изъяны и недостатки общества он не скрывал. Известные его слова, что в высшем свете «обезьян много, но людей мало» (кстати, это идет от Сковороды, которого знали и почитали в семье Квитки; именно гениальному странствующему философу принадлежит сравнение современного общества с «напомаженной обезьяной» !). А вот очень выразительная цитата из «Конотопської відьми»: «А се вже звісно і усюди так поводиться, що чим начальник дурніший, тим він гордіший і знай дметься, мов шкураток на вогні». Нет, отнюдь не простым был этот художник, который скрывал свои мысли и чувства под маской простецкого провинциального жителя Грицька Основьяненко (именно от его имени писались повести...).
Квитка щедро «дарил» (не обязательно в прямом понимании слова) сюжеты из своих произведений гениальным молодым современникам. Так, шевченковская «Катерина» родилась (это доказал филолог Юрий Ивакин) под непосредственным впечатлением от повести «Сердешна Оксана», гоголевский «Ревизор» на удивление напоминает комедию Квитки «Приезжий из столицы, или суматоха в уездном городе». Шевченко, кстати, развивал и еще одну славную традицию Квитки — нещадной национальной самокритики, клеймения всех тех Шпаков (фамилию дали за то, что развлекал гетмана, свистя «шпаком») и Халявских (тот «победоносно» прибил «халявой» мышь, которая раздражала короля...).
Выдающийся писатель ставил всегда перед литературой высокие нравственно-этические задачи. Вот его слова: «Была бы цель нравственная, назидательная, а без этого как красно ни пиши — все вздор». Или: «Пиши о людях, видимых тобой, а не вымышляй характеров небывалых, неестественных, странных, диких, ужасных». Требовательность к себе, человечность, творческое мастерство обеспечили Квитке почетное место и в русском литературном процессе, активным участником которого он был. Это подтверждают восторженные отзывы ведущих русских критиков того времени. Так, Плетнев писал о повести «Маруся», русский перевод которой был напечатан в «Современнике» (1838 г.): «Мы желали бы поделиться таким сокровищем не только со всей Россией, а и с Европой». Кстати, интереснейший факт: французский перевод повести «Сердешна Оксана» вышел в Париже через 11 лет после смерти Квитки, в 1854 году!
И все-таки особое место занимает Основьяненко в нашей литературе, культуре в целом. Шевченко был абсолютно прав, когда обратился именно к нему, надворному советнику империи, со страстным призывом:
«Утни, батьку, щоб нехотя
На весь світ почули,
Що діялося в Україні,
За що погибала,
За що слава козацькая
На всім світі стала!
Утни, батьку, орле сизий!»
(«До Основ’яненка»).
Ибо без произведений того, кого Кобзарь называл «батьку ти мій, друже», кто учил украинцев чувству человеческого (а значит, и национального) достоинства — не было бы и самого Шевченко. За это Григорию Квитке-Основьяненко вечное уважение и благодарность.
