Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Вновь обретенная страница творчества Кобзаря

10 октября, 2003 - 00:00


Казалось бы, сегодня трудно рассказать что-либо новое, связанное с именем Тараса Шевченко. Но на протяжении жизненного пути Кобзарь встречался с огромным количеством людей. Среди них были не только представители интеллектуальной элиты нации, но и простые крепостные.

В своe время мое внимание привлекла цитата из журнала «Лiтературно-науковий вiсник» (Львов, 1901, кн.12, с.23, хроника). Позволю себе привести ее целиком: «У г. Лаврентия Петровича Бойко, который живет в с. Белоцерковцы Лохвицкого уезда Полт. губ., сохраняются вот какие рисунки, сделанные, как говорит Бойко, самим Шевченко: 1) Портрет Л.П.Бойко, 2) Икона Спаса Нерукотворного. Сей Бойко служил у Тарновского, где и познакомился с ним Тар. Гр. и на память нарисовал его портрет и икону. Собственно, икона уже не у Бойко, а продана им г. Владимиру Пищанскому, живущему в Лубнах. Действительно ли рисунки сделаны бессмертным поэтом, не можем сказать, а только слышали о них». Подписано криптонимом: Щ.Д.

Ссылка на эту же заметку в несколько измененном виде содержится в книге «Тарас Шевченко. Мистецька спадщина. Т.4. 1857—1861» (К., 1963, с.94, поз.312). Что касается сведений о самом Л.Бойко, то в 10-м томе академического издания сочинений Шевченко (К.,1963,с.139) находим комментарий: «Бойко Лаврентий Петрович — крепостной музыкант Тарновских». Информация о портрете была выявлена также во время научной экспедиции по шевченковским местам, которая проводилась в 1960 году силами студентов Киевского государственного университета. Вскоре появились первые газетные сообщения о портрете, а в упомянутом академическом издании, которое тогда как раз готовилось к печати, этот портрет комментировался как утраченный. В очередной раз вопрос о судьбе портрета встал при подготовке нового расширенного 12-томного издания произведений Тараса Шевченко, готовившегося издательством «Наукова думка».

Следует пояснить читателям, почему именно этот материал привлек мое внимание. Фигура Лаврентия Бойко заинтересовала меня и в связи с изучением нашей родословной, поскольку он был прапрадедом моего отца. А в начале 1990-х годов наконец посчастливилось найти этот самый портрет, который в нашей семье с конца 20-х годов считался пропавшим. Что же он собой представлял? Написан маслом на холсте, его размер — 270х220 мм; краска, которой написана одежда и фон, выглядела как черная. Кое-где она обсыпалась. На обороте есть надпись, которую можно расшифровать как «Лавр. Петр.». Видимо, ее сделал кто-то из родственников много лет назад. На лицевой стороне просматривается надписанная внизу фамилия художника, заканчивающаяся на «-ко» или даже на «-нко», с характерным завитком снизу в виде «рыбки». По краям проходят складки, свидетельствующие о том, что когда-то давно портрет был обрамлен или натянут на деревянную основу.

Интересно было определить, когда же мог Тарас Шевченко познакомиться с Лаврентием (Лаврином) Бойко и, возможно, написать его портрет. Наиболее вероятной является версия, по которой это могло произойти во время пребывания поэта в Качановке (ныне село Ичнянского района Черниговской области) в 1843 и 1845 годах. Как известно, в этот период Т.Шевченко по поручению Киевской археографической комиссии ездил по Украине и делал зарисовки для альбома «Живописная Украина». Вряд ли в селе можно было найти качественные краски, и, возможно, рука гения все же прикасалась к этому полотну полуторавековой давности, явно написанному «на едином дыхании». Впрочем, в имении Василия Тарновского-старшего (1810—1866) в Качановке бывали многие художники, о чем свидетельствует неопубликованный доныне альбом «Качановка», хранящийся в Черниговском историческом музее имени В.В.Тарновского. Он содержит множество автографов гостей, среди которых имена И.Репина, Н.Ге, Жемчужникова, Прянишникова, братьев Маковских и многих других. Среди них, конечно, Т.Шевченко и еще одно достаточно известное имя — В.И.Штернберг (1818—1845). Именно на Штернберга сначала упало «подозрение» в авторстве загадочного портрета. В самой Качановке существует музей-заповедник, куда наша семья и передала портрет.

Еще в ходе упомянутой экспедиции 1960 года возникло предположение, что Л.Бойко был прототипом скрипача и виолончелиста Тараса Федоровича — героя русскоязычной повести Шевченко «Музыкант» (1854—1855). Во многих местах этой повести идет речь о селах Качановка (названном Кочановка) и Дигтяри; В.Тарновский назван Арновским, а действие происходит во время поездки Т.Шевченко по Украине. Упомянут там и В.Штернберг, встречавшийся с Кобзарем в мае 1843 года. Любопытно, что имя и фамилия Лаврентия Бойко полностью совпадают с именем и фамилией двоюродного брата Шевченко по матери (Бойко — девичья фамилия матери поэта). Этот факт мог обратить на себя внимание при их встрече. Но в шевченковедении бытовала и версия о том, что прототипом Музыканта был другой крепостной — Артем Наруга.

Наш далекий предок умер в глубокой старости накануне Первой мировой войны в Белоцерковцах (ныне Пирятинский район Полтавской области), место его захоронения находилось в усадьбе, сейчас там проходит шоссейная дорога. Мать его служила горничной в имении Василия Тарновского. Об отце Лаврина никогда ничего не было известно, что наталкивает на определенные мысли, особенно если учесть нравы этого помещика. Кстати, подлинные потомки Тарновских отнюдь не затерялись. Одна из его наследниц — жительница Киева.

Потомков Лаврентия Бойко в Белоцерковцах и соседних селах называли не иначе как «Лавриненцы», по имени предка. Немало интереснейших преданий можно узнать у тамошних старожилов. Известно, что Бойко был членом земской управы Лохвицкого уезда Полтавской губернии. У него было много земли; в свое время он сам выкупился из крепостных. Помнят старожилы и о том, что когда-то односельчане его прокляли, на что были свои причины. По поручению Тарновского Лаврину как управляющему было велено собрать у вольных казаков документы, подтверждавшие право на владение соседними землями. Когда поручение было выполнено, коварный помещик сжег эти документы. А вина, как водится, пала на «стрелочника». Пан Тарновский, как бы во искупление своих грехов, в 1861 году построил церковь на берегу реки Многа. А на судьбу портрета эта история повлияла отрицательно: потомки Лаврина недолюбливали, с портретом обращались крайне небрежно, его спас защитный слой равномерно нанесенного смоляного лака.

А в 2003 году стало известно сразу о трех новостях, которые касаются истории загадочного портрета. Во-первых, специалистами уже окончательно признано авторство Тараса Шевченко. Во-вторых, в Качановском музее была наконец произведена реставрация портрета. Она, впрочем, стала не лучшей страницей в истории портрета. Лоск и ощущение новизны, которое было привнесено реставраторами, оказались далеко не бесспорными с точки зрения исторической достоверности и точного сохранения почерка художника. И, в- третьих, неожиданно установлен ошеломляющий факт, касающийся происхождения самого Лаврентия Бойко, — он являлся… побочным сыном графа Василия Тарновского!

Так завершилась (хотя — завершилась ли?) длительная эпопея поисков, атрибуции и исследований, у истоков которой стояла заместитель директора по научной части Государственного музея Тараса Шевченко Людмила Зинчук, которая уже много лет трудится на этой должности и снискала славу признанного шевченковеда. Именно она позвонила мне недавно и увлеченно рассказала о новостях, связанных с портретом.

Многое случалось на этом пути. За консультацией мне приходилось обращаться и к профессору Национального университета Николаю Дубине, и в Каневский музей Кобзаря. Но поначалу ученые-шевченковеды были неумолимы. И их позиция вполне объяснима: основными доводами против безапелляционной атрибуции портрета как шевченковской работы и установления личности портретируемого было два обстоятельства. Во-первых, отсутствовала какая-либо иная иконография Лаврентия Бойко. А семейные свидетельства, предания старины, небольшие заметки в прессе (пусть и столетней давности), и даже физиономическое сходство с наследниками Бойко всe же не могли для серьeзного ученого служить основанием при идентификации личности портретируемого. Во-вторых, манера, в которой выполнен портрет, выглядела не столь академично и строго, как должно было бы быть у Тараса Шевченко (судя по его лучшим живописным работам и исходя из того факта, что он получил в Санкт- Петербургской академии художеств хорошее художественное образование). Но сейчас тучи сомнений и неведения, похоже, рассеялись окончательно.

Александр МОСКАЛЕЦ, Киев
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ