История всегда ярко проявляется в случаях, когда перед людьми предстают неожиданные вызовы. Таким неожиданным и ответственным моментом для украинской элиты XVIII ст. стала работа ее депутатов в Законодательной комиссии относительно создания нового законодательства для всей Российской империи (эпоха «реформ» Екатерины II, 1767 год). В ходе написания «приказов» и работы в Комиссии украинские делегаты изложили свое видение Гетманщины как отдельной страны в пределах Российской империи.
«Приказы» малороссийского шляхетства
Малороссийский генерал-губернатор граф Петр Румянцев назначил выборы в Законодательную комиссию на март 1767 г. Они проходили путем делегирования собранием шляхты, мещан и казаков-депутатов с соответствующими предложениями для центрального правительства — «приказами». Эти приказы стали чрезвычайно ценными свидетельствами, которые отображали общественно-политическую мысль 1960-х гг. XVIII ст. Выборы продемонстрировали, что «малоросcийское шляхетство» считало себя хозяином в Гетманщине. Кроме голосования от собственного стана, шляхетство, которое проживало в городах, принимало участие в муниципальных выборах, а на собраниях казаков — фигурировало в качестве казацкой старшины.
От Гетманщины в Законодательную комиссию поступило 34 приказа. К главной идее всех приказов принадлежало рассуждение, что «малороссийские права и вольности» были дарены польскими и русскими монархами, по этим «вольностям» веками жил «малороссийский народ», и именно поэтому они являются наилучшей формой общественного уклада Гетманщины. Важно, что так думали не только представители элиты — шляхта, но и мещане, казаки, деятели церкви и даже русские раскольники. Это ярко засвидетельствовало, насколько общественно-политические представления и идеи самоуправляющейся автономии Гетманщины, которые пропагандировали казацкие интеллектуалы, вошли в сознание низших слоев общества и иноэтнических групп населения. Общими чертами «приказов» также стали новые, присущие «просветительской» политической культуре формулировки наподобие: «общымъ советомъ положили... о первейших общества нашего нуждах и недостатках... изобразыть».
Сохранение особенностей автономной жизни своей страны шляхетство в приказах аргументировало правом древности — историческим легитимизмом. Авторы приказов принадлежали к поколению казацких интеллектуалов, которое вошло в творческую жизнь именно в 1950—1960-е гг. XVIII ст. Поэтому они одинаково мыслили и пользовались подобными текстами для обоснования «вольностей» общества Гетманщины. В «Приказе Глуховского шляхетства» отмечалось, что «со времены благопрысоединенія Малой России к Высочайшей Ея Императорскаго Величества всероссійской державе, все благополучно царствовавшіе святоусопшіе государи... высочайшыми своими грамотами утвердили, и императорским словом обещали, Малую Россию при всех из стары пожалованных и утвержденных правах, прывылегіях, вольностях и обыкновеніях свято, цело и ненарушно содержать и сохранять. Потому и мы ныжеподпысавшіесь, состоя в чысле протчых в другых поветах жытелствующых нашых сотоварыщей, прыносым всеподданнейшее и всераболепнейшее наше прошеніе, дабы отечество наше, пры нынешних премудрих Ея Императорскаго Величества высокоматерным прывылегіем, отдая все то о внесеніи в новосочыняемое уложень, и в чем есть нужное в добавленіи и исключеніи...». В «Приказе Прилуцкого шляхетства» права элиты Гетманщины выводились еще со времен Владислава Ягайла: «А как оные права, а имяно въ книге Статуте содержимые, отъ Королей Польских и Великих Князей Литовских, в 1433 году отъ Владислава Ягелла, въ 1507 году отъ Сигизмунда Первого, въ 1569 году отъ Сигизмунда Августа, здешнему краю привилегиями наданные и отъ высокославныхъ Ея Императорского Величества предков въ разных городах, яко то: въ 7162 году, а отъ Рождества Христова въ 1654 году марта 27 дня отъ Его Царского Величества, блаженныя и вечно достойныя памяти Государя, Царя и Великого князя Александра Михайловича, Гетману Богдану Хмельницкому двумя грамотами...». «Малороссийские права» в «Приказе Глуховского шляхетства» аргументированы подобно речи Григория Полетики на Глуховском совете 1763 года: «Во многихъ случаях предки наши, протывъ неприятеля и въ вторых службах употреблены были, такъ и мы съ наследныкы нашими вечно служить всероссийскому Ея императорского величества престолу прысягою обовязанными находимся, и ныне верно на собственномъ своемъ иждивеныи служымъ». Из приказа Лубенской шляхты следовало, что казацкие интеллектуалы предлагали «вольности и обычаи добрые старинные сохранять и ни в чем того не нарушать, а нового ничего не установлят, а была бы надобность что новое прибавить к добру Речи Посполитой, тогда сего не имеем чинить... кроме за согласием общим».
Подобные формулировки присутствуют практически во всех приказах не только от шляхетства, но и, что важно, от казачества и мещанства. Проникновение общественно-политических ценностей украинской элиты в широкие слои населения указывает, что терминология рукописных сборников, делопроизводства казацких интеллектуалов настолько широко вошла в среду различных слоев общества Гетманщины, что казачество и поспольство выражало свои требования только на языке шляхетства, то есть языком «вольностей». Новостью в аргументации традиционных политических центральноевропейских ценностей — «вольностей» стало частичное использование языка имперской политической культуры. Это стало следствием влияния украинских интеллектуалов Российской империи на свою «отчизну», а также «модернизации» всей Центрально-Восточной Европы, элиты которой постепенно начинали перебирать общественно-политические категории мышления раннего просвещения.
История воспринималась казацкими интеллектуалами как система полезных прецедентов для тогдашней жизни и будущего. В приказе глуховского шляхетства казацкие интеллектуалы предусмотрительно прописали: «Почывающій премудрій монарх Петр Великій Император и Самодержец Всероссийскый, постоев в чиновнычьх, старшынскых и шляхетскых всех домах, чрез высочайшіе свои указы 1722 и 1725 лет, ставить воспятил». Из глуховского приказа следует, что главной ценностью украинской элиты было «благо» — интерес «обывателей», а не интерес государства — ее сокровищницы, что следовало из просьбы уменьшения налогов на ввоз—вывоз соли. Подобное представление общественного интереса следует из приказа Прилуцкого шляхетства. Из черниговского приказа вытекало, что шляхетство понимало «благо государства», однако считало, что нужно «возводить его (малороссийский народ. — В. К.) на такую степень счастія, в которой он вящую Ея Императорскаго Величества милость мог бы чувствовать». В приказе Черниговского шляхетства, на который повлияли сын и отец Безбородьки, существующие правовые отношения воспринимались как данность, которую можно изменить по критериям «государственной пользы» и «естественного права». Но все-таки Гетманщина изображалась как «главнейшій член россійскаго народа», ей предлагалось оставить правовые нормы литовско-польских времен и подтверждений российских монархов. В приказе отмечалось: «Просим всеподданейше, дабы для пользы государственной... казаки здешніе в лучшем и порядочнейшем виде и службе государевой... а шляхетсво, начиная в таковых полках служить от нижних чинов и восходя по степеням, учинять себя достойными охранителями имперіи и полезными гражданами общества». В приказе Прилуцкого шляхетства украинский нобилитет просит «в подтвержденіи» Статута и юридических норм — «привілегій» польско-литовских времен и московских царей и императоров. Также в приказах призывали подтвердить землю — главное богатство центральноевропейских элит.
В «Приказе Переяславского шляхетства» предлагалось, в соответствии с «высочайшими Императорскими грамотами и статьями, с Гетманом Богданом Хмельницким поставленными, на вечные времена» утвердить «права и вольности Малороссийские... без всякого нарушенія». Переяславские интеллектуалы пытались «совместить» права дворянства без обязанностей этого статуса и еще более широкие выгоды шляхетства. Они просили приравнять шляхетство с дворянством — «яко равные к равным», однако при «выгодах, которыми... шляхетство пользуется». Также они предлагали закрепить реальные социальные отношения правовыми нормами: «Права и вольности Малороссійскіе, как в том и в праве Малороссийском книге Статут».
Казацкие интеллектуалы высоко ценили образование, что совпадало с имперской политикой, но центральная власть даже теоретически не шла дальше учреждения средних учебных заведений. В приказе Черниговского шляхетства содержалась просьба о создании банка, на проценты которого должны существовать «воспиталища и училища, яко благое и полезное всей имперіи дело». Переяславское шляхетство предлагало учредить университет в их городе, поскольку оно было центром бывшего Русского княжества и в нем состоялась Переяславская рада. Также, по мнению казацких интеллектуалов, «полезно быть иметь здешнему шляхетству... корпус Шляхетский» и «дом воспитательный для благородных девиц».
В приказе мещан Чернигова речь «вольностей» оправдывала уже более банальные интересы: просили «вольности въ куреніи горелки и шинковании оною». Также черниговские мещане, подобно казацким интеллектуалам, жаловались на последствия воин. Подобные приказы высказали горожане из других городов. В «Прошении граждан и разнаго званія жителей города Лубен» перепись, введенная Румянцевым, характеризовалась как «скони никогда еще в Малой России не бывало». Защиту своих интересов от великороссийских купцов в приказе аргументировали: «По древнему же здесь в Малой России обикновению и вольностях».
Важно, что обоснование интересов богатства, статуса и власти украинской элиты «малороссійскими правами» перенималось другими группами общества. Итак, указывалось, что «по правам Малороссійским... белое духовенство Малороссійское щитается с оседлостми своими в числе шляхетства». А «Приказ козаков Черниговского полка» сообщал, что согласно 13-му пункту статьи Богдана Хмельницкого «узаконен смотритъ — кто казак, тот бі вольностію козацкою ползовался и честію дворянскою». Черниговские казаки аргументировали свои требования грамотами Петра Первого 1708—1709 гг., по которым: «Народ Малороссійский, под високодержавною нашею рукою... при правах и вольностях своих живущій... ниже пенязя в казну свою с оного Малороссійскаго народа не брали... ибо Мы всех подданных своих при правах и вольностях содерживаем, а особенно Малороссійскому народу все обещаное... свято содерживали и впредь содерживать будем». По приказу казаков Прилукского полка, «в Малой Россіи первуй недостаток, что не имеется гетмана». В «Прошеніи козаков Миргородскаго полка» настаивалось на «подтвержденіи вольностей и шляхетской чести всем козакам», установлении суда «с права Малороссійского книги Статута». Это уже было определенной эволюцией в сознании казачества, где к неписаной «вольності» приобщались «шляхетська честь» и писаное «право малоросійське». Это доказывает, что светские интеллектуалы Гетманщины распространяли ценности нобилитета в широкие массы казачества.
Украинские депутаты видели «малоросійське шляхетство» как равное русскому и лифляндскому в статусе нобилитета, однако в реальности «права, привилегіи, преимущества и свободы малороссійского шляхетства» было значительно сложнее реализовать.
Автономистские приказы Законодательной комиссии могли бы содержать еще более радикальные требования, если бы на их составление не влияла центральная власть. Например, Петр Румянцев вмешался в написание откровенно автономистского приказа Черниговской шляхты, по которому гарантировались все традиционные права, отменялись налоги на содержание российского войска, устанавливалось право шляхетства на беспошлинную торговлю. По этому случаю Румянцев в письме императрице от 13 апреля 1767 г. писал: «Я не отрекался имъ нигде сказать всю правду, которая имъ обыкновенно не мила». Сторонник унификаторских нововведений Александр Безбородько со своим отцом генеральным судьей Андреем Безбородько добились утверждения необходимого П. Румянцеву варианта Черниговского приказа в Законодательную комиссию. Не принимая во внимание то, что этот приказ был составлен в пределах имперского проекта просветительского правления, он все-таки содержал осторожное требование автономии. В приказе указывалось: «Оставляя намъ на веки все отличныя выгоды и вольности, которыми по прежнимъ правамъ и привилегіямъ мы до сего ненарушимо ползовалися и ползуемся, изобразывъ оныя для точного храненія и исполненія и въ новосочиняемыхъ законахъ».
В Стародубе, по донесению Румянцева Екатерине II, дебаты на выборах депутата в Законодательную комиссию отражали автономистские взгляды шляхетства: «Везде согласно закричали и зачали тем, чтобъ права вольности, и обыкновения, и имения, какимъ бы образомъ по ихъ набиты, то есть приобретенны ни были, имъ утверждены были; поборы бы все оставлены; войска выведены; шляхетсво от взятва пошлин уволены, некоторыя жъ, бывшия особливо въ администраціи гетманскихъ экономій, отзывались, чтобъ настоять и неотступно просит гетмана по прежнему». Но в окончательной версии приказа Стародубского шляхетства не было разделов относительно таких аспектов традиционного общественно-политического уклада как соблюдение закрепленной системы законодательства, просьбы, чтобы местные должности занимала местная шляхта, отмена денежного налога.
Интересно, что в церковных приказах также отразились автономистские тенденции украинского шляхетства. Киевский приказ на 127 страницах содержал программу церковной автономии из 74 вопросов. Приказ Киевской епархии содержал признание митрополитного титула «Митрополит Киева, Галича и всея Малороссіи», возобновление обычая избрания первоиерарха из украинских претендентов, передачи юрисдикции над Киевской митрополией от Священного синода к Коллегии иностранных дел, требования церковной юрисдикции над украинскими епархиями. Однако ни одна из статей приказа, которая касалась восстановления автономии Киевской митрополии, не попала в синодальный приказ и, соответственно, не была рассмотрена.
