Всю свою жизнь мы провели в лагере социализма, а теперь нам не хватает правдивых свидетельств о лагере! Среди молодежи ширятся легенды о вольготных временах Брежнева. Журналист спрашивает: «Скажите, как было в действительности? Ведь жизнь была дешевле?»
А вокруг нас толпы живых свидетелей и участников строительства коммунизма! И тут мне припоминается мой трудолюбивый коллега по столярному цеху Кирилл. Жил экономно и пользовался пилочкой с жестяной ручкой — за 95 коп. Я думаю, что он теперь говорит об украденных у него сбережениях и о прежней дешевой жизни, так как цена ножовки — 95 коп. Бедность его жизни закаменела в нем, осталась его любимая поговорка: «Я не вру, но правду тоже не скажу!»
Так же, если не хуже, и советская интеллигенция.
Кто из них вел дневник? Кто смел записывать услышанное и увиденное? Кто разговаривал со своими детьми честно и откровенно? Кто засвидетельствовал, как на исповеди, факты своей жизни?
Есть немало тех, которые признаются: «Я тоже шестидесятник, это была моя молодость...» А копнешь глубже, там сонное сознание выдает ту же Кирилову мудрость: «Правду тоже не скажу!» И то, в лучшем случае, потому что система лжи была тотальной.
И вот перед нами приятное исключение — книга проф. Василя Горбачука «30 років на Донбасі». О всем прямо и откровенно!
Он принадлежит к распространенной в те времена категории тихих диссидентов. Как преподаватель украинского языка и как человек без лукавства, да еще и беспартийный, он был обречен на гонения. Таких «неблагонадежных» и обиженных было много. Василий Горбачук творчески поднялся над своей средой: он ее описывал, анализировал и творил документ времени. Не менее важна и та гражданская смелость, с которой он творил свой документ. Давайте не забывать, что в советские времена дневник был вещью подозрительной настолько, что даже первый секретарь ЦК КПУ П.Е. Шелест скрывал свои дневники. Он их закапывал в пластиковых кульках у себя на даче.
Дневники Василя Горбачука содержат много политических анекдотов, за которые тогда судили. Вообще, думать свободно и независимо от цензуры считалось преступлением и «клеветой на советский государственный строй».
Здесь много интересных разговоров, доверчивых, откровенных и лукавых... Описания жизни в масках и без маски... Подхалимаж, доносы, вызовы в КГБ и в партком. Сплетни о вождях и об их тайной политике. Тогда почти все беспартийные и партийные придерживались такого мнения, что высшее партийное руководство в Кремле имеет свои взгляды и планы, а народу не говорит правду. Почти все политические анекдоты были антипартийными.
В дневниковых записях В. Горбачука можно найти все, что носилось в воздухе времени. Все, чем жило общество «развитого социализма» в тех слоях, где получали тайную информацию, в тех, где тайную информацию впускали небольшими дозами, и в тех, где получали информацию только по газетам или выхватывали ее из заглушаемых западных радиопередач. Тогда информацию очень ценили: СССР видел будущее в контексте войны. На всех заводах секретные цеха работали на вооружение. Беглецы из СССР вывозили с собой на Запад тайную информацию — военную или экономическую. Война представлялась обычно как атомная. Всемирное чудо случилось в 1989 году. Оно удивило всех: Кремль сдал два главных фронта: военный и информационный. Москва отказалась от сталинских завоеваний на Западе и ликвидировала цензуру, что значило отказ от политических лагерей на Востоке. На рынке закукарекала дешевая газета «Совершенно секретно». Заработали профессионалы дезинформации. Все смешалось в одну кучу, насыпанную мастерами дезинформации.
Записи проф. Василя Горбачука дают нам представление о «порядке», в котором жили те, о ком Василь Симоненко писал: «Если бы все обманутые прозрели». По большей части они не прозрели, несмотря на доступ к информации. А теперь им предлагают играть в отечественную войну под красным флагом...
Дневник за тридцать лет дает нам интересную панораму общественного сознания с позиции высокообразованного человека, к тому же — педагога.
Вот запись за 9.07.1979 г. «Припоминаю, в Алуште хозяйка, у которой я жил на квартире, рассказывала, как она однажды напала на своих родителей за то, что они не научили ее врать. Неожиданно такой же мотив я услышал от учительницы СШ № 13 Наталии Нановны: «Меня родители научили жить честно, уважать людей, не употреблять грязные слова. И из-за этого я стала несчастливой. Теперь не тот мир, не те люди, чтобы жить честно».
26.05.1977 г. «Тетя Дуня говорит, что «партийные начальники» через подставных людей крестят детей. И она часто выполняет такие просьбы. Донесли на N, что окрестил ребенка, а его очередь пришла на квартиру. Не дадут...»
«Быть творческим руководителем — нужно много ума, а вот просто надзирателем — лёгкая вещь».
9.02.1980 г. «Наука раздора. Как-то Лида вспомнила рассказ тети. «Ходили и забирали все. Свои это делали, но с ними в компании были какие-то, люди, которые молча ходили. Не в этом ли ключ? Заставить грабить друг друга, запугать одних, оподлить других». «Когда трое разговаривают, всегда есть подозрение, что третий стукач».
Особенно много в дневнике рассуждений о большевистском терроре, который дает возможность людям ограниченным и решительным руководить миллионными массами. Оказывается, что в то время люди все понимали, но говорили редко, и то с незнакомыми, например, в поезде. Конечно, свои фамилии не называли. «Об этом модно говорить только на вокзале».
Чаще всего именно таким образом распространялись политические анекдоты. Трудно представить человека, который не знал тех анекдотов. Но донос о рассказчике анекдота давал основание для репрессий.
Дневник о жизни на Донбассе имеет свою специфику: там больше откровенности. «Нередко по вечерам прогуливаемся с И. Бологовым. Он говорит, что в России (да и в других республиках) записывать украинцев русскими — массовое явление. Вот и его в Ашхабаде, выдавая паспорт, записали русским без его согласия. По документам родители — украинцы, сам он написал «украинец». Но не стал ходить и исправлять потом паспорт.
04. 1974 г. «Директор одной школы заметил: когда-то с украинским национализмом боролись сверху, теперь русификация началась уже снизу. Родители не хотят отдавать детей в украинские школы. Достаточно изъять единицы, как массу можно направить в нужное русло».
10.04.1985 г. «Русификация. Недавно гостил у меня доцент кафедры педагогики Винницкого педагогического института Окорков Василий Семенович. «Я хоть и кацап, но не могу понять, что сейчас делается в области украинского языка. Щербицкий выступает по-русски, в институте начальство на собрании выступает по-русски, даже на украинском отделении многие предметы преподаются по-русски».
На Донбассе это неудивительно: здесь все пошло дальше, и к этому привыкли.
Собственно говоря, перед нами книга о том, к чему люди привыкли в ХХ веке и чем живут до сих пор. Инерция в Донецкой области стойкая. Бытовая бедность срослась со старой символикой и закоренелыми стереотипами. Ветер свободы не ворвался в пещеры насилия. Все памятники вождям здесь стоят и «никому не вредят».
Если говорить о 1920-х годах на Донбассе, то дневники эти могли бы быть схожими, если бы проф. Горбачук проживал где-то на Правобережной Украины. Советский стандарт всех уравнивал.
Но уже первое десятилетие независимости Украины здесь более драматично пережито. Зацикленный в материалистических проблемах Донбасс живет инерцией старого и даже от новой информации из Киева заблокирован. Автор живет на острове культуры, потому имеет возможность более широкого наблюдения над явлениями времени застоя и времени прорыва заторможенного течения жизни.
Для кого-то его записи могут быть интересны как наблюдения, для иного — как книга размышлений о важном, а для многих как преинтереснейший сборник анекдотов, поставленных в контекст времени.
В настоящее время уже нет таких острых анекдотов. А спрос на них не падает!
Жаль, что тираж книги — 300 экземпляров, а предназначена она для широкообразованного читателя, потому что дает повод для размышлений.
