«Я не верю в литературу. Опыт гуманистической русской литературы привел к кровавым казням на моих глазах и доказал, что литература — ноль. История повторяется, любой расстрел тридцать седьмого года может быть повторен», — размышляет русский писатель Варлам Шаламов, который провел значительную часть своей жизни в советских лагерях.
Эта мысль — одна из ключевых в документальной ленте «Варлам Шаламов. Несколько моих жизней». Фильм, потрясающий простотой использованных в нем художественных инструментов, на примере одной биографии раскрывает сущность взаимоотношений человека и тоталитарного государства. Картину, которая появилась на свет незадолго до распада СССР, так и не увидела широкая аудитория — видимо, к ней не были готовы ни российская власть, ни само общество.
Человек, благодаря которому фильм получился именно таким — Александра Свиридова. Сценарист, публицист, автор книг прозы и поэзии, документальных фильмов и телепередач, а также более 500 эссе по вопросам культуры и искусства, она родилась в Херсоне и до 20 лет жила в Украине. Хотя в 1993 году, после нескольких лет успешной работы на российском телевидении Александра Свиридова была вынуждена уехать в Канаду, а потом в США, по ее собственному признанию, она не раз пыталась предложить себя Украине. «Даже сегодня переписываюсь с друзьями в Херсоне и говорю, что готова вернуться. Жаль, что жизнь прошла на стороне», — признается она в разговоре с «Днем».
С Александрой Свиридовой говорим о природе тоталитаризма — прошлого и нынешнего, о распределении ответственности между государством и обществом, а также об истоках «школы» российской журналистики.
— Александра, многие собеседники «Дня» отмечают, что нынешний российский режим является продолжателем традиций сталинизма не только в идеологической, но и в практической плоскости, наследуя определенные черты сталинской системы власти. Согласны ли вы с такой оценкой?
— Нет. Потому что «охранка», «Третье отделение», «ЧеКа» — «НКВД» — «МГБ» — «КГБ» — «АБВГД» — назовите как угодно — всегда была исполнителем. Царь — Сталин — ЦК КПСС — королева — подставьте любое слово, которое означает Власть, — отдавала приказ, а цепной пес Власти бросался исполнять — выслеживать, перегрызать горло по команде «фас», рвать на куски или выплевывать по команде «фу». Нынче охранка — и есть власть. И это не сталинизм. Сталинизм — это ситуация великого романа Орвэлла «1984», а нынче — ставится другой сюжет того же прекрасного автора — не менее почитаемый «Скотский хутор». Цепной пес отвязался и стал властью. Он сам решает, когда ему наброситься, а когда нет. Ничего общего со сталинизмом. Там были периоды «ежовщины» и «перегибов на местах», Берия и «бериевская» амнистия. И какими бы влиятельными ни были начальники охранки, — они оставались в статусе исполнителя. Сталинизм был порождением Сталина.
В моей космогонической системе есть опоры, и одна из них — книга любимого Желю Желева с простым названием «Фашизм». Откройте ее — она есть на русском, он мне ее на русском и подарил, мир его памяти, — и публикуйте в газете по главам. Полезное чтение. Там философом-реалистом пошагово прописано, в какой момент то, что вы видите перед собой в общественной жизни, становится фашизмом. А на странице 34 — отдельная глава отдана «многочисленным определениям фашизма». Автор приходит к термину «тоталитарное государство» и цитирует Муссолини, который определял таковое, как «государство, поглощающее всю энергию, все интересы и все надежды народа». Муссолини первым в начале тридцатых произносит «корпоративная система», компонентами которой являются однопартийность и «система корпораций как экономической основы».
При Сталине была социалистическая собственность и ничего более. Потому нынешняя ситуация не есть продолжатель традиций сталинизма. Это корпоративное государство молочно-восковой зрелости, в котором потребность легализовать награбленное ограниченной группой, захватившей власть, требуют подавления всякого, кто встает на пути. Зоологический мелкотравчатый фашизм.
О том, что фашизм бессмертен нам спокойным голосом Михаила Ромма было сообщено с экрана в 1965 году во время показа фильма «Обыкновенный фашизм» по сценарию Майи Туровской и Юрия Ханютина. Нынешний российский режим — НЕ продолжатель традиций сталинизма по экономическому положению. Однопартийность и тоталитаризм Сталина были надстройкой над нищенской экономикой, и сотни тысяч заключенных в качестве рабов сгонялись на строительство новых городов, фабрик, заводов, дорог. Заключенные добывали урановую руду, ставили ядерные реакторы и прочее. Не было у Сталина денег на то, чтобы нанимать рабочих, платить им зарплату или кормить рабов. У нынешней корпорации денег море, и ее репрессивные механизмы направлены на то, чтобы оградить себя и защитить свой капитал.
Остальные — мелкие — подробности состоят в том, что Сталин был личность, скверная, но реальная. Автор романа «Война» Иван Стаднюк в семидесятые, на вопрос, что он думает о культе личности Брежнева, ответил, что «культ есть, а личности нет». Нынче — ни личности, ни культа. Мы имеем дело с корпорацией, советом управляющих, бандой, если угодно, — уровень брани не влияет на суть явления. Суть в том, что у власти группа людей, и один — глава — представляет группу. Как диктор телевидения: на экране — он, но тексты ему написаны авторами, сюжеты оговорены, за рамки роли персонаж самовольно не выйдет, и как работает передача сигнала — не его забота. Сталин же все решал сам.
В «практической плоскости», — ничего общего. Нет нужды использовать рабский труд, и тысячи зэков по стране сидят и ничего не делают. Ходорковский, который шил в зоне варежки — это насмешка над сталинизмом. Индустрии лагерей нет, и не строится ничего, как строилось при Сталине. Все разрушается, а экономика ориентирована на использование минерального сырья, опустошение недр, приватизированных корпорацией.
Идеологически — никакой — сколь угодно ложной — вдохновляющей идеи нет, никакого светлого будущего не предлагается. Есть настоящее — высоси из земли, что можешь, и сожри сейчас, т.к. завтрашнего дня нет. «Живи быстро, умри молодым».
Любая система занята проблемой собственной защиты от несогласных. Тоталитаризм предполагает тотальное подавление всех, но в России все еще открыты границы и любой волен покинуть страну. Доступ в мировую банковскую систему не ограничен. Плюс — «мировая паутина» — интернет — разрушила монополию власти на право собирать и распространять информацию. Потому элемент свободы выбора сохраняется. И те, кто выбирает оставаться в клетке и смотреть госканалы, это — назовите, как угодно, — патриоты, заложники, инертное большинство, — они составляют патерналистское общество, делегирующее право делать за них выбор Отцу, власти. А когда на поверку окажется «наш отец, не отцом, а сукою» — по А. Галичу — они примут и это.
«В ПРОЦЕССЕ ЕСТЕСТВЕННОГО ОТБОРА ВЫЖИЛА ПРЕИМУЩЕСТВЕННО ВОХРА»
— Почему, на ваш взгляд, антитоталитарные, антисталинские литература и кинематограф не смогли стать для российского общества «противоядием»?
— Потому что их было мало — книг и фильмов, во-первых. Во-вторых, я не верю в воспитательную роль литературы и искусства. И главное — не была принята государственная образовательная программа, разоблачающая преступления власти против одинокого человека. Все было пущено на самотёк, он и привел к плачевным результатам.
Варлам Шаламов : «Я не верю в литературу. Опыт гуманистической русской литературы привел к кровавым казням на моих глазах и доказал, что литература — ноль. История повторяется, любой расстрел тридцать седьмого года может быть повторен»
Человека формируют Заповеди — хоть Законы Хаммурапи, хоть Десять заповедей. Потом семья, в которой заповеди блюдут и следят за тем, чтоб ребенок соблюдал заповеданное, и только потом среда. Совдепы отменили Бога, взорвали церковь, уничтожили священников и культуру покаяния, разрушили семью, расстреливая заложников и стравливая народ в гражданской войне, создали огромный сиротский приют — Республику ШКИД — по всей стране к 1918 году, а через двадцать лет после революции эти сироты и стали вохрой. В процессе естественного отбора выжила преимущественно вохра. Чудом сохранившиеся «вшивые» интеллигенты составляли и составляют небольшую группу. Они были обречены на провал, и они провалились. Читайте у Шаламова, с чего начинается послесталинская свобода, когда от причала Колымы уходит первый корабль. Освободившиеся зэка — блатари и интеллигенты — плывут в сторону Большой Земли. По дороге блатари варят в пароходном котле и съедают всех интеллигентов, — оставив одного, кто умеет управлять кораблем. Вот они и приплыли — каннибалы — в 1953 году. Я устала напоминать, что до того, как их снова выловят и пересажают, они успели осчастливить массу одиноких женщин, которые произвели на свет потомство этих нелюдей.
«Те, кто мог бы встать во главе — «антитоталитарного, антисталинского» искусства, — перешли на сторону вохры — и А. Солженицын, принявший награду из рук полковника КГБ, и его вдова. Человек — некий среднестатистический — оказался слаб и не смог устоять перед соблазном славы-денег-власти»
Те, кто мог бы встать во главе — «антитоталитарного, антисталинского», как вы говорите, искусства, — перешли на сторону вохры — и А.Солженицын, принявший награду из рук полковника КГБ, и его вдова. Человек — некий среднестатистический — оказался слаб и не смог устоять перед соблазном славы-денег-власти. Не случилось у антифашистов Данко, который бы вырвал свое сердце, чтобы осветить другим дорогу, и не случилось «других», кому нужна дорога.
Опрос общественного мнения великой Татьяны Заславской показал численность группы населения, для которой свобода — любая — представляет хоть какую-то ценность: не набралось даже пяти процентов. То, что сегодня кремлевская корпорация именует Пятой колонной — на самом деле можно назвать Пятью процентами Заславской. Имеют ли они право навязывать остальным 95-ти свои высокие идеалы? Не знаю. Меня эти цифры когда-то прибили к земле, как ливень придорожную пыль. И я отступила — уехала и осела там, где свобода в цене. Мои товарищи, которые остались и пытались поднять свой голос в защиту униженных — убиты. Те, кого они защищали, даже не пришли на их похороны. Убийство ксендза Попелюшко запустило маховик движения «Солидарность» в Польше. Убийство Александра Меня стало горем небольшой группы интеллигенции.
В бывшем СССР единственная ветвь власти, которая могла бы сподвигнуть народ на движение к свету — церковь — сама, в лице иерархов — не встала на путь покаяния. Но как учили меня истинно верующие — «Бог покаяния не дает».
— Какие условия требуются для того, чтобы это антитоталитарное культурное наследие было воспринято и осмыслено обществом?
— Условия универсальные во всем мире: непрерывность культурной традиции и уважение к личности. Уважать право другого человека на жизнь. Право любого человека на любую жизнь. Этого никогда не было и этого нет в государстве, расположенном в границах бывшего СССР. Ни в одной обособившейся республике. Кое-где что-то осваивается, как некая чуждая нам — кому «нам» — не ведаю — советским? — какая-то свобода — то свобода слова, то свобода передвижения. Но стоит коснуться темы однополых — не говорю браков, — а просто связей, — как налет нанесенной, как макияж, цивилизованности слетает. И общество присваивает себе право решать за другого, с кем ему спать. Это лакмусовая бумажка, оселок, на котором выверяется способность уважать право другого человека на свое другое.
Сама идея «другого» — согласно Пиаже — знак зрелости личности. Инфантилизм советского человека нигде так ярко не проявлен, как в неспособности принять, что есть Другие. Вообще — существуют в природе. И у них другое всё — цвет кожи, глаз, нервная система. И надо учитывать этих других — мирно сосуществовать с ними, не травмируя их, дабы они не травмировали тебя. У меня в Нью-Йорке этажом выше сидит советский гражданин и гатит по клавишам, не считаясь с тем, что я схожу с ума этажом ниже от этой немузыки. Но недоразвитый инфант осуществляет свое советское право не считаться с Другим. Он не знает, что границы твоей свободы заканчиваются там, где натыкаются на границы свободы Другого. Не рассказали ему об этом ни в храме, ни в семье, ни в обществе. Вохра — она вохра и есть, даже с дипломом консерватории. Поэтому Другого можно заплевать, затоптать, арестовать, убить. И единственный аппарат — государство — обязанность которого защитить гражданина — органично — с согласия общества — становится карательным и действует безнаказанно.
«ЭТО В ТЮРЬМЕ ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ СНАРУЖИ, И В КАМЕРЕ НЕ ГАСНЕТ СВЕТ, ЕСЛИ РУКОВОДСТВО РЕШИТ. А ТЕЛЕВИЗОР ТЫ ВКЛЮЧАЕШЬ САМ»
— «В. Шаламов — это первый случай в русской литературе ХХ века, когда писатель дает адекватную оценку своему народу», — пишите вы в своей статье. Оценивая нынешнюю агрессию России против Украины и тот высокий уровень поддержки российского общества, который ее сопровождал (по крайней мере, на первых этапах), многие на Западе и в Украине склонны все же перекладывать ответственность на правящий режим и пропаганду, а не на народ в целом. Как вы считаете, справедливо ли это?
— Всякий режим выступает только провокатором, а дальше вступает народ. Режим предлагает пойти и убить, но идешь и убиваешь все-таки ты. Читайте бессмертный текст Юлия Даниеля «День разрешенных убийств». Просто скажите себе, что у вас есть возможность убить так, что никто не узнает. И прислушайтесь, что внутри вас отзывается. Все можно, если в небе никого нет и после смерти тебе предстоять не перед кем.
Я индивидуалист по своей природе. Моральный авторитет для меня — его святейшество Далай-лама. Благодаря ему, я знаю, что всегда есть возможность умереть самому, но не убить. Убивать — с точки зрения кармы — не рентабельно: так как, убивая врага своего, ты берешь всю его поганую карму на себя, а он — очищенным предстает перед небесами.
А слово «пропаганда» — пустое. Вы же подразумеваете радио-газеты-телевидение, а это люди. Они не с Луны прилетели, а ходили со мной в одну школу, это мои вчерашние однокурсники и коллеги. И они с экрана говорят то, что говорят. И смотрит и слушает их человек по другую сторону экрана не принудительно, а добровольно. Это в тюрьме выключатель снаружи, и в камере не гаснет свет, если руководство решит. А телевизор ты включаешь сам, веришь ему сам, и выбираешь то, что ты выбираешь: быть жертвой пропаганды, например, или палачом — диктором, режиссером, автором программы, главой телеканала. То, что геббельсы запускают маховик — это правда, но народ все-таки не стадо баранов.
СПРАВКА «Дня»: ОБ АВТОРЕ
Александра Свиридова родилась в Херсоне. В 1976 году окончила сценарный факультет ВГИКа, в 1993 — аспирантуру на кафедре киноведения. Сценарист около двух десятков картин разных жанров. Вниманием прессы отмечены «Варлам Шаламов. Несколько моих жизней» (выступила в качестве со-режиссера) и «История одной куклы» — фильм об игрушке Освенцима — Дон-Кихоте, сделанной руками узника.
В 1992—1993 годах — автор десятков телефильмов для программы «Совершенно секретно» на Втором канале Российского телевидения (ведущий и главный редактор — Артем Боровик). На экране впервые появляются Владимир Буковский и Александр Гинзбург, другие правозащитники и узники совести. 1993 год — стипендиат Торонто Университета.
В 1994 году получила стипендию Фонда писателей Лилиан Хеллман и Дэшиела Хаммета и разрешение правительства США на пребывание в Америке по визе «За выдающиеся способности в искусстве».
В 1996—1998 годах сотрудничала с Фондом Стивена Спилберга «Шоа» — «Пережившие Холокост». Подготовила тысячи и сняла персонально около 200 интервью узников немецких лагерей и гетто. Лауреат литературных премий.
