Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

«Место, где лучше всего пишется, — в тебе»

Писатель и переводчик Тимофей Гаврылив — о собственном творчестве и культурной реинтеграции Украины в Европу
6 октября, 2011 - 20:58
ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ

Во Львове на Форуме издателей презентована уникальная антология «Поезд надежд и другие железнодорожные сообщения». Она приурочена к 150-летию первой на территории современной Украины железной дороги Львов — Вена (1861). Впервые «под одной крышей» встретились тексты украинских, австрийских и польских писателей: именно их отечества в свое время совмещало это железнодорожное сообщение.

Автор концепции издания и составитель — Тимофей ГАВРЫЛИВ.

— Начну с того, что стало информационным поводом для этого интервью. Антология, составленная вами, неожиданна и оригинальна. Сам контекст «железнодорожного» тома на 384 страницах дает возможность полностью по-новому прочитать и, например, прозу Франко, и произведения современных украинских писателей, и фактически открыть мало известные нашей общественности тексты австрийских авторов разных периодов. Как появилась идея этого издания?

— Я достаточно поздно узнал о том, что 4 ноября 1861 г., после октябрьских испытаний, во Львов прибыл локомотив «Ярослав», интегрировав город в сеть железнодорожного транспорта Австрийской (с 1867 г. — Австро-Венгерской) монархии и — шире — Центральной Европы. К таким событиям я отношусь без ностальгии (как я могу сокрушаться об эпохе, в которой не жил?), но с симпатией, ведь все оно — часть нашей истории, а она у Украины на протяжении столетий была общей с другими народами, не говоря уж о религиозно-культурном многообразии полисов, как во Львове. Я сторонник взгляда, который выискивает также что-то важное, позитивное. С одной стороны — бездна очернения (все было плохо — разве на таком миноре построишь фундамент жизни?), с другой — некритического восхищения. Я — поэт. Меня заинтересовали художественные, творческие возможности, открытые таким круглым юбилеем. Мне захотелось осветить эти 150 лет сквозь призму писательства. Я составил тексты, Юрко Кох сколлажировал замечательное визуальное сопровождение (это уже почти художественный альбом), а издатель Владимир Дмитерко обеспечил достойное полиграфическое выполнение. Была мечта о картах-вкладышах, но от них пришлось отказаться. Неожиданная конфигурация позволяет, как вы заметили, если не по-новому, то хотя бы в новом контексте взглянуть на наших классиков — не знаю, насколько Иван Франко — Каменяр, но не сомневаюсь, что он один из наилучших наших сатириков, а на страницах антологии он еще открывается как задиристо-чуткий прозаик и автор-модернист.

— Предугадываю нарекания: мол, а почему в Антологию не вошли те или иные произведения, вы отмечаете в предисловии, что невозможно обнять необъятное. Будет ли проект иметь продолжение?

— Отбор авторов отражает вкусы составителя, это естественно. В то же время, я пытался достичь наиболее полного стилевого и жанрового разнообразия. Поскольку железная дорога соединила Львов, Краков и Вену (потом Львов и буковинские Черновцы), в антологию вошли произведения украинских, польских и немецкоязычных писателей. Поскольку идет речь о Галичине, основной корпус — или личности из этих мест, или же здесь происходит действие произведений. Поскольку Львов — по крайней мере в культурно-архитектурном плане — один из наиболее привлекательных городов Украины, я «диверсифицировал» видение, так появился диалог Львов — Киев — Харьков, в антологию смогли войти глубоко поэтические стихи Натальи Билоцеркивец, образец прозы Сергея Жадана, «купейный» рассказ Жени Кононенко, лирические образки Ивана Малковича (такие стихи не оставляют равнодушным). На презентации во время Форума книгоиздателей и после меня спрашивали, почему я «забыл» того или иного автора — я не забыл, издание стильное, когда в меру большое: антология «железнодорожная», ее удобно брать с собой в путешествие. У нас это первая такая антология — она имеет хороший задел на продолжение. Меня ограничивали время, объем, само событие и авторское право. В антологии 27 авторов плюс один (вступительное эссе специалиста Игоря Жалобы). Это же символично: будто 27 стран Евросоюза и Украина.

— Ваш роман «Где твой дом, Одиссей?», который в 2009 году появился в переводе на немецкий во швейцарском издательстве Ammann Verlag, вызвал большой резонанс. Стремитесь ли, чтобы стать «модным», или, по крайней мере, известным автором на Западе?

— Самое ценное признание, когда тебя воспринимают на родине. Это даже не совсем роман — я написал поэму в прозе, с иронией и любовью, о приключениях одного поколения, смятения и надежды, глобализации и желании небольшого уюта, счастья. Я думал, что в «Где твой дом, Одиссей?» выставил гамбургский счет поэзии, и только когда дописал, понял, что это поэзия выставила мне счет, а написанием романа я его оплачивал! Я не стремлюсь быть модным, разве что хорошим писателем, двигаюсь навстречу читателю, однако не иду на поводу вкусов, если они не соответствуют моим представлениям.

— Конечно, украинские писатели хотели бы, чтобы их знали за пределами Украины. Впрочем, как-то вы заметили, что «украинской литературе не хватает расположения собственной страны».

— То-то же — Украина, как мачеха для своих пишущих сыновей и дочерей. Эффектно, наверное, правдиво — и что с того? Я пишу — ни одно из моих художественных произведений, будь то поэзия или проза, не имело субвенций (за исключением переводов и научных трудов), не хочу никаких привилегий, мечтаю о благоприятных условиях для моего издателя, разветвленном книжном рынке (наша страна — это же не только полтора десятка больших городов, хотя и в них не все гладко), а также об украинце, который не погрязает в трясине выживания и телешоу.

— О вашем романе «Волшебный мир. Теперь» сказано, что это «приключенческо-философская история о бродяге, который мог бы быть нигилистом, если бы не его любовь и способность умиляться будничными вещами». Что чувствовали во время перевоплощения в героя-бродягу? Тем более что ваш образ у меня, например, ассоциируется с определенной «правильностью»?

— По построению — это сложный роман, однако, надеюсь, будет читаться легко. Детективную сюжетную канву я вывел на уровень композиции, потому что приключенческое для меня в нем не главное, издатель предложил обнародовать произведение тремя частями. Это хорошо, «правильность». Главный герой — чудак, совсем неправильный, по крайней мере с точки зрения общественных условностей, живет, однако, в гармонии с собой и окружающей средой. Часть героев — правильные и, возможно из-за того, что правильные, оседают на дне. Однажды они или сами отказываются, или выпадают из «правильности» — инженер, которому изменяет жена; агроном, простоватый тип, ему везде мерещится его Наталка; художник, который рисует афиши в кинотеатре, а после подрабатывает уличным портретированием, пока ему наконец-то улыбается счастье — растроганный полотном «Гульбан» криминальный авторитет выкладывает сумму, от которой у бедняги дрожат руки; бывший заводской рабочий, в дальнейшем наемный убийца. Постсоветская действительность девяностых годов: лобовое столкновение «высокой духовности» и капитализма без каких бы то ни было предохранителей, под прикрытием фиговых листочков («приватизационных сертификатов»).

— Замечено, что людям, знающим иностранные языки, свойственны стереотипные представления о естественных носителях тех языков. Ловили ли себя на том, что вам становится присущими «немецкость» или «австрийкость»?

— Среда, в которой находишься, языки, на которых говоришь, накладывают свой отпечаток, хоть может и наоборот: ценя другое, лучше осознаю себя и свое. На меня влияет атмосфера, люблю путешествовать, пропадать и возвращаться.

— Борются ли в вашем творческом естестве «между собой» поэт, прозаик, переводчик и исследователь литературы?

— Коллаборируют и, коллаборируя, соревнуются за исключительное влияние. Я писатель, хотя, например, художественному переводу посвятил немало часов — и то было, в своем роде, прекрасное время, а исследования о писательстве (прежде всего австрийском) продолжаю до сих пор.

— Вы инициировали увековечение в Украине всемирно известных писателей Йозефа Рота и Георга Тракля. Можно также вспомнить имена Агнона, Станислава Лема, еще ряд, связанных с Украиной. Ассоциируется ли Украина, по крайней мере в кругу, например, австрийских интеллектуалов, с самобытной культурой?

— Для Германии и Австрии стихотворение Тракля «Городок» (в оригинале от звучания на польском «Гродек») — хрестоматийное, при этом немногие знают, где оно, то местечко. Теперь — это остановка в маршрутах туристических групп, как и мемориальная доска Роту во Львове на доме, где он не раз гостевал у своего дяди. «Бывает, нация становится модной. Некоторое время модными были греки, поляки, русские. Теперь наступила пора украинцев». Это сказано Ротом 91 год назад. Не знаю ни одного писателя или интеллектуала, который сегодня решился бы так сказать. Внимание, любознательность, определенное восприятие и понимание — да, есть.

— «Сегодня Украина отгорожена от Европы так надежно, как никогда за последние двадцать лет», — констатируете вы. Поэтому остаются только индивидуально персональные «вылазки» в Большой Мир?

— Было бы хорошо, если бы в будущем издании словаря украинского языка возле таких слов, как «виза», стояла отметка «устаревшее», а еще лучше «безнадежно устаревшее». Парадоксально, но в начале 1990-х годов визу было открыть крайне легко, а теперь даже на литературные чтения невозможно спокойно отправиться. Может, Украина сама профукала эту благосклонность? Поэтому и приходится лукавить: верхушки с нашей стороны заверяют «вот-вот», представители другой ежедневно «упрощают», а хочется, чтобы и та, и та сторона была общей, европейской.

— Сейчас вы работаете над романом «Жак и Матильда». Когда и где лучше всего пишется?

— «Жак и Матильда» (название рабочее) завершает «трилогию беспризорности», в которую входят также «Где твой дом, Одиссей?» и «Волшебный мир». Я говорил об атмосфере — путешествие на европейский Юг дало мне в свое время невероятный толчок к завершению «Одиссея». Но писание идет оттуда — изнутри. Поэтому и то место, где лучше всего пишется, — оно не на Юге и не на Севере, не на Западе и не на Востоке, оно в тебе. Иногда его придется искать, чтобы найти, иногда оно появляется само.

СПРАВКА «Дня»

Тимофей ГАВРЫЛИВ — поэт, прозаик, литературовед, переводчик. Доцент кафедры немецкой филологии Львовского университета им. Ивана Франко. Автор пяти поэтических сборников, двух книг эссеистики, рассказов и романа в трех частях. Перевел произведения Тракля, Бернгарда, Рота, Брехта, Целяна. Инициировал установление мемориальных стелл Георгу Траклю в г. Городок Львовской области (2004) и Йозефу Роту в г. Львов (2009).

Беседовала Людмила ТАРАН
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ