Павол РАНКОВ — писатель, эссеист, лауреат многочисленных премий, в том числе Европейской литературной премии и «Ангелуса», преподаватель университета им. Коменского в Братиславе. В литературе дебютировал в 1995 году со сборником рассказов «С отступлением времени», впоследствии были напечатаны «Мы и они/Они и мы» и «Впритык». А в 2008 году Павол Ранков опубликовал свой первый, однако очень успешный роман «Это случилось первого сентября (или в другое время)», который, собственно, и продолжает «срывать» литературные награды.
Как объясняет Николай Рябчук, такую популярность книга получила благодаря центральноевропейской проблематике. События романа начинаются 1 сентября 1938 года — за год до войны, а герои произведения — трое юношей: чех, венгр и еврей, — проходят через серьезные испытания — Вторую мировую войну, оккупацию и два тоталитарных режима. По словам Николая Рябчука, этот роман — «широкий срез драматичной жизни Европы». Есть надежда, что и украинские издатели заинтересуются этой книжкой и сделают ее доступной для нашего читателя.
Между тем в 2011 году свет увидела повесть Павола Ранкова под названием «Матери», в которой рассказывается история женщины, родившей ребенка в ГУЛАГе. Собственно, отрывок из этого текста прочитал сам Павол Ранков во Львове на встрече в рамках «Месяца авторских чтений». Кстати, благодаря этому фестивалю автор побывал во Львове впервые. В интервью «Дню» словацкий писатель больше рассказал о своем романе, скелете и мышцах художественного текста, а также поделился мыслями о Центральной Европе и ощущении угрозы со стороны России.
— Я бы хотела начать разговор с вашего романа «Это случилось первого сентября (или в другое время)». В городе Левице, где начинается действие романа, родился ваш отец. Расскажите, бывали ли вы там в детстве и что он для вас значит?
— Левице — это маленький город на юге Словакии, и что касается национальной структуры, то он очень изменился за последние 50 лет. До Второй Мировой войны там преимущественно жили венгры, а после нее город вернулся в Чехословакию и уже больше преобладало словацкое население. Мой отец, который вырастал в этом городе в 20—30-х годах прошлого века, вспоминал, что там очень хорошо уживались между собой венгры, чехи, словаки и евреи. Когда я писал роман, то попросил его рассказать свои воспоминания об этом городе. Некоторые эпизоды мне очень понравились, поэтому я его спрашивал: «Тот парень, о котором ты рассказываешь, выходец из словацкой или венгерской семьи?». Мой отец говорил, что на это невозможно дать ответ, потому что они не были семьей, о которой можно сказать словаки или венгры. В то время Левице был очень приятным спокойным городом, сейчас мы бы назвали его мультикультурным. Тогда такое слово не употреблялось, но так тогда жили.
— Вы там были?
— Я написал этот роман на основе воспоминаний своего отца. Впервые я попал в этот город на встречу с читателями. Они сказали, что вспоминают описанные в моей книге эпизоды, но совсем не помнят меня, в какую школу ходил и где жил. Когда я сказал, что впервые в Левице, они очень обиделись, сказали, что так не делается. Но, с моей точки зрения, художественный роман не должен быть правдивым.
— На вручении премии «Ангелус» вы сказали, что истории в книге хотя и вымышленные, но имеют биографические моменты, поскольку некоторые эпизоды пережиты вашим отцом и его другом. В какой мере эта книга является биографической?
— Представим себе человеческое тело. Скелет — это вымышленное, а мышцы, суставы, внутренности — это реальное. Чтобы это существо могло жить, ему необходимо и первое, и второе.
— Город Левице, о котором вы пишете, является хранилищем истории и культуры многих национальностей, пограничья. Скажите, насколько символичен этот город в центральноевропейском контексте?
— Фактически вся граница Словакии с Венгрией является такой смешанной. Это типичный юг. Символическое значение этого города заключается в том, что через него многократно проходила граница, постоянно менялась. Не знаю, можно ли так сказать относительно современной ситуации в Украине, но граница всегда нестабильна, подвижна. Второй символический момент, когда люди живут настолько близко, то они толерантны друг к другу, а когда живут отдельно, то больше ненавидят.
— Я соглашусь, что тема пограничий является очень актуальной в целом для Центральной Европы и, в частности, для Украины. У этого топоса очень сложная история, реальность находится в постоянном процессе трансформации. Скажите, какие, с вашей точки зрения, главные вызовы стоят перед Центральной Европой?
— Я постоянно сомневаюсь в том, что идея Центральной Европы имеет правильное название. Не только из-за того, что слово «центральный» означает центр чего-то, несмотря на то, что здесь всегда была периферия. Эта часть света, которую мы называем Центральной Европой, всегда была своего рода коридором, где сходились интересы Германии и России. Эти страны слишком маленькие, чтобы стать против этих двух стран. Когда я говорю, что мне нравится Львов, то я также имею в виду, что мне нравится эта сонная спокойная атмосфера. Этот покой вытекает из того, что этот город не является центральным, именно поэтому может быть таким спокойным и творческим.
— Каковы же, по-вашему, вызовы Центральной Европы?
— Я думаю, там вызовом является задача найти для себя центральное место и спокойно жить, несмотря на влияния Германии и России. Я расскажу вам историю немного о другом, но мне кажется, что это типичная центральноевропейская ситуация. В Чехии нет евро, а у нас есть, и меня очень часто чехи спрашивали, что будем делать, если Еврозона распадется из-за Греции? Я ответил спонтанно, но это типичный центральноевропейский ответ: «Это нас не волнует. Это решат в Берлине». У Словакии нет своего плана.
— Милан Кундера в своем эссе «Трагедия Центральной Европы» писал, что «в Центральной Европе, на восточном рубеже Запада, все особо чувствительны к угрозе, исходящей от российской мощи». Чувствуется ли эта угроза сегодня?
— Когда моя мама прочитала опубликованную книгу «Матери» (о ГУЛАГе. — Авт.), первое, что она сказала, «если вернутся россияне, то точно тебя заключат в тюрьму». То есть это не исторический опыт, а опыт моей мамы, который заключается в том, что она уверена, что россияне все равно «придут». Еще расскажу такую историю: в нашей стране национальным спортом является хоккей, мы не очень хорошо играем, но если идут международные соревнования по хоккею, то мы все за этим следим. Раньше мои дочери меня спрашивали, почему я, несмотря на то, что Словакия не очень хорошо играет в хоккей, смотрю эту игру, да еще и болею за россиян. Я ответил, что и так все недолюбливают россиян, а я бы хотел быть единственным в этой стране, кто их поддерживает. Но два года назад я понял, что люди, которые радуются каждому голу в ворота россиян, правы. В России сегодня такая ситуация, что даже если выигрывают хоккеисты, то это тоже будет поддержкой путинского режима. То, что мне не нравится и мешает в России, это Путин. Меня удивляет, что человек, который был в рядах КГБ, может иметь хорошие отношения с патриархом православной церкви. Это непонятно.
— Вы уже, по-видимому, слышали о ситуации в Мукачеве. Это события, которые происходят фактически в нескольких десятках километров от Словакии. Есть ли в Словакии какая-то реакция, есть ли ощущение, что конфликт близко?
— Есть. Первой реакцией было то, что на границе увеличили количество военных и полицейских отрядов. А другая реакция заключалась в том, что это то, чего хотел Путин — он ждет того, пока возникнет внутренний конфликт. Но, возможно, эта ситуация хороша в том плане, что в Украине поймут, что любой национализм опасен: будь то российский или украинский.
— В своих книгах вы много пишете о Второй мировой войне и послевоенных годах. События, которые сейчас происходят, очень часто сравнивают с событиями Второй мировой войны. Вы тоже видите эту схожесть?
— У нас ситуацию в Украине сравнивают с советской оккупацией 1968 года.
— Вы в тот момент, по-видимому, были очень маленькими. Помните ли эти события?
— Собственно, это мое первое в жизни воспоминание. Оно связано с российскими танками на улицах Братиславы. Книгу «Это случилось первого сентября» я завершаю как раз этим воспоминанием, как советские танки выехали на улицы Словакии. Мне тогда было четыре года, я был маленьким мальчиком, который с радостью играл в стрельбу и военных. Поэтому я очень радовался, что вижу танки. Не понимал, почему мама держит меня на руках и плачет, когда мы смотрим на них...
— Если говорить о культуре в целом, то как, по-вашему, на нее влияет война, как она меняет человека?
— Если обычный человек мирится с тем, что в его присутствии кого-то убивают или он должен кого-то убить, это уничтожает его на всю жизнь. Поэтому, к сожалению, возникает сложная ситуация, люди будут жить с таким тяжелым опытом. Потому что одно дело это — патриотическое вдохновение, а другое — сознание каждого человека.
За перевод беседы благодарность Александре КОВАЛЬЧУК
