Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Ольга Седакова: «На непростых перекрестках современности»

10 ноября, 2011 - 22:08
ФОТО МАРГАРИТЫ КАБАКОВОЙ

В издательстве «Дух і Літера» вышла книга философских и культурологических эссе известной русской поэтессы, литературоведа, философа (а также постоянного автора «Дня») Ольги Седаковой в украинском переводе. Ее название — «Найкращий університет», которое апеллирует к афоризму Александра Пушкина: «Говорят, что несчастье — хорошая школа; может, и так. Но счастье является наилучшим университетом».

Разговор об идеях и мотивах новой книги, по-видимому, стоит начать с «диагностирования современности» от Седаковой. Это едва ли не главный рефрен всех ее четырнадцати текстов. Взгляд Ольги Седаковой на то, «где мы очутились», предсказуемо критический. Вот ее основные «обвинения», выдвинутые в адрес эпохи и современников (слово «обвинение» взято в кавычки не случайно, так как критика Седаковой лишена озлобленности, в ней нет обличительного пафоса, она сочувственна и самокритична, хоть и достаточно язвительна). Прежде всего, нынешние реалии в культуре, а следовательно, и в других сферах она трактует как своего рода «царство посредственности» — пространство, в котором священной коровой является внутреннее убожество, оберегаемое от «репрессий», в числе которых может оказаться что-либо, непонятное «посредственности», ведь оно рискует умалить его уверенность в себе (очевидное развитие идей Ортеги-и-Гассета плюс во время чтения «Найкращого університету» регулярно возникают параллели с «Notre Dame d’Ukraine» Оксаны Забужко, а местами и с ее поэзией).

Примечательно, что Седакова ведет речь обо всей христианской культуре, околохристианской или постхристианской цивилизации. Она — одна из тех авторов, которые не поддаются искушению стереотипного противопоставления «Остблока» и «Запада». Напротив, Ольга Седакова обоснованно доказывает: к господству посредственности разные стороны Берлинской и Шенгенской стен пришли хотя и различными путями, но с одинаково убедительным успехом благодаря экстремам левых и правых тоталитаризмов, безудержным эмансипационным революциям, туману беспросветной утилитарности, обыденности к неизбежной «встрече на Эльбе».

Но не только посредственность и упрощенность «ставит на вид» Седакова нашему времени. Также избыточное, безальтернативное господство цинизма, скепсиса, чернухи. Все это она считает естественным результатом усталости от неестественного мажора тоталитаризма и, на примере прежнего СССР, нераскаянности большинства людей в собственном тоталитарном прошлом.

На таком фоне, разумеется, достается и современному искусству в самом широком понимании. Особенно критикует Ольга Седакова разнообразные выходы за грань художественного высказывания (то, что часто именуется словом «contemporary»). Со многими ее упреками в адрес достаточно большой части произведений таких направлений трудно не согласиться, можно их и расширить: недостаток человечности, немотивированные отказы от метафизического первоистока, внутренняя скованность, скепсис ради скепсиса, однообразие, сознательное или несознательное попустительство злу, банальность, упрощенность, потеря ощущения масштаба, превращение искусства в журналистику, политику или философию (причем автор осознает объективные причины появления таких тенденций и никого не «клеймит»). Вместе с тем весьма дискуссионно выглядит не слишком акцентированный, но важный и основополагающий тезис Седаковой об этической ответственности искусства. Где грань насилия над красотой и вредного воздействия художественного произведения, цензуры и здравого смысла, читательской некомпетентности и писательской злонамеренности? Лично мне представляется, что Ольга Седакова проводит эту грань слишком прямолинейно и слишком убежденно, временами сознательно обходя вниманием художественные достижения этически сомнительных направлений. Ведь четкая привязанность эстетики к этике всегда чревата опасностью борьбы с «дегенеративным искусством», «буржуазной гнилью» или другими, не менее мудрыми действиями художественных советов Святых Инквизиций.

Упомянутые проблемные философско-культурологические перекрестки — не единственные места, где Седакова обнаруживает признаки категоричности. Их трудно не заметить и в избирательном отношении, например, к разным традициям, разным научным методам и подходам и т. п. Впрочем, автор не «забывается», напоминает о субъективности собственных рассуждений, а еще уравновешивает такие моменты очень важной общей установкой борьбы с крайностями.

Поиск золотой середины — тоже очень существенное мотто книги. И здесь уже можно не привязываться к злободневным постмодерным или постпостмодерным реалиям, так как разве возможно вспомнить эпоху, когда призыв к рассудительности, необходимости избегать радикальных крайностей был бы лишним? Золотая середина Ольги Седаковой — это не снятие с себя ответственности, безразлично-перепуганный нейтралитет и тому подобное. Это попытка не только назвать вещи своими именами (вот одно из главных расхождений Седаковой с условно постмодерным подходом: она не абсолютизирует тезис «все относительно», зато стремится назвать черное черным, а белое белым), но вместе с тем не терять из поля зрения разные мысли, разные подходы, не повторять упорно один и тот же тезис, не прибегать к «тоталитаризму метода» и прочим крайностям.

Кроме золотой середины, «позитивная программа» Ольги Седаковой содержит и такие пункты, как утверждение надежды и дружбы как явлений не столько естественных, сколько взлелеянных культурой, — а призыв поддерживать культурную преемственность, традиции или создавать новые звучит у Седаковой неоднократно. Признавая определенную закономерность и мотивированность вызывающей безнадежности ХХ века, автор все же видит осмысленность человеческой жизни, а не выживание, не в последнюю очередь в том, чтобы «без надежды надеяться». Ведь именно дружба и надежда, например, стимулируют творчество в широком смысле, полноценность, достоинство, доброту и терпимость — понятия, которые Седакова употребляет без страха показаться смешной, сентиментальной, «старорежимной», пафосной и тому подобное. Конечно, многие именно так и оценят эту книгу, многие из этических и эстетических оппонентов, скорее всего, предпочтут высмеять «Найкращий університет», но вряд ли станут спорить. Но, невзирая на это, в самом деле замечательно, что Ольга Седакова не побоялась быть смешной или консервативной. Не прячась за другие риторические приемы, она таким образом способствует реабилитации не очень принятых сегодня подходов к языку и письму, делает более разнообразным стилистический регистр современности (при случае можно отметить, что она счастливо избежала как избыточной тяжеловесности философского языка, так и поверхностной легкости).

Что еще «реабилитирует» или, точнее сказать, заново актуализирует Ольга Седакова, так это литературную классику, которая в сегодняшних культурных условиях приобрела имидж несколько заезженной, надоевшей, обветшалой, ненужной. Прежде всего, конечно, русскую, но не только, например Данте. Где-то просто цитатами или аллюзиями, где-то иллюстрациями определенных понятий, реалий, а где-то и достаточно подробным анализом, как, например, в завершающем этюде «Мудрость Надежды: Данте». То есть для многих книга Ольги Седаковой может иметь и «антологическую» пользу: с нее удобно начинать или возобновлять знакомство со многими величайшими и оригинальными писателями прошлых эпох и нашего времени. Хотя не только с писателями. Значительная часть книги отведена представлению тем или иным способом личности выдающегося русского ученого Сергея Аверинцева, его взглядов, методов исследования, вкусов, отдельных бытовых деталей. Вообще, если уже речь зашла о преимущественно русском культурном контексте книги Седаковой, нужно сказать следующее: ее смело можно назвать одним из наиболее интересных голосов так называемой другой России — голосом высокоразвитой культуры, толерантности, по-настоящему творческого и разнообразного пространства. Той России, которую сегодня крайне непросто увидеть за маниакальным, полутоталитарным, ксенофобским общественным лицом нефтегазовой «империи зла», доминирующим в медиа и быту.

Завершает книгу небольшая подборка стихотворений Ольги Седаковой в переводе Валерии Богуславской; недостаточная, чтобы составить какое-либо целостное впечатление, но интересная и неоднозначная. Можно назвать ее поводом почитать другие стихи Седаковой, как и всю книгу, — неплохим стимулом продолжить чтение ее эссе и научных произведений, вообще продолжить знакомство с качественной русской культурой.

Ольга Седакова. Найкращий університет. Епоха. Особа. Традиція. — К.: Дух і Літера, 2011. — 248 с.

Олег КОЦАРЕВ
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ