В самой названия «апокрифы» главным является отсутствие претензии на абсолютную истину. Апокриф — это древнее произведение с альтернативной относительно официальной религиозной истории. Для Клары Филипповны было важно писать как свидетель истории, но не претендовать при этом на роль «евангелиста», устами которого говорит Бог. Клара Гудзик хотела всегда говорить от собственного имени, свидетельствовать о том, что ее «собственные глаза видели, уши слышали, руки — прикасались». О том, что она сама поняла своим любознательным умом. А еще — о тех, кого она лично встречала.
Казалось бы, если писать как «самовидец», то уже автоматически необходимо претендовать на абсолютную точку зрения и навязывать ее читателю. Но как раз этого и не происходит. Клара Филипповна везде присутствует в тексте. Это она чувствует, она думает, она переживает. Но текст всегда раскрывает то, о чем пишет Клара Гудзик. То ли это церковные события, то ли жизненные наблюдения. То ли исторические портреты, то ли заметки из путешествий.
Везде господствует Другой — тот, с кем Клара Филипповна встретилась, даже если это обычный нищий или самый выдающийся деятель истории, культуры, церкви. Задача Клары Филипповны — дать нам свои глаза, чтобы мы увидели истину, увидели реальность такой, какой она есть. И при этом ничего не навязывать, не добавлять к широко раскрытым глазам теплого человеческого взгляда никакие очки — идеологические, националистические, религиозные.
Взгляд Клары Филипповны — это взгляд сердца. Страстного, критического, любознательного. От такого взгляда истину не спрячешь. Ничего нельзя прибавить или отнять от такого взгляда. Даже самой Кларе Филипповне. Слишком широко открыты ум, сердце, глаза. Действительность переживается Кларой Гудзик настолько интенсивно, что она просто не может исказить ее собственными домыслами или недомолвками. Можно сказать, что Клара Гудзик не старалась быть правдивой, придерживаясь каких-то принципов. Она просто не могла не быть правдивой.
Этот парадокс глубинной правдивости «Апокрифов» Клары Гудзик особенно ярко раскрывается, если сравнить ее книгу с другим изданием публицистики на религиозную тематику. Несколько лет назад Юрий Дорошенко издал объемный фолиант собственных заметок под названием «Без догмату. Релігійні магістралі». В этом сборнике автор выступает как единственный критерий истины. Для него не существует не только догматов и канонов. Не существует права кого-либо на другую точку зрения, на иначесть, на свое бытие, на свой способ мышления или жизни. Все должны быть исключительно такими, как то считает правильным Юрий Дорошенко, и вся реальность, о которой свидетельствуют многочисленные тесты, — вечная борьба автора со всем, что хоть немного выпадает за «едино правильную истину». В книге уважаемого пана Юрия достается всем — Московскому патриархату, автокефалам, греко-католикам, протестантам. «Другой» для господина Юрия может быть лишь тем самым змеем с древней иконы, которого нужно растерзать и раздавить, использовать и трансформировать, приручить и приобщить...
Странно, как при всем своем расположении к Киевскому патриархату Клара Филипповна никогда не впадала в такую колею «новой идейной борьбы», широко наезженную некоторыми публицистами. Спасала огромная внутренняя культура, благодаря которой невозможно было для Клары Гудзик поставить в центр вселенной свое Я, свою правоту, свою истину.
В центре ее вселенной — всегда другой. Всмотреться, услышать, встретиться лично. Изобразить не свое переживание действительности, а саму действительность. Не свое понимание истины, а таки ту самую истину. Каждая общая статья о судьбе украинского православия — это попытка дойти до самой сути того, что происходит сегодня. Или же происходило триста или даже тысячу лет назад. Тексты Клары Филипповны не теряют актуальности именно потому, что они не были конъюнктурными. Господствовала не интерпретация, выгодная здесь и сейчас, — таких текстов много у официального церковного истеблишмента, у паркетных генералов от культуры. Не удивительно, что уже через 10 лет такие тексты свидетельствуют не об истине, а лишь об идейном виденье их авторов. А тексты Клары Филипповны продолжают говорить нам о самой сути церковных споров и сложной конфессиональной идентичности, о самом смысле давних событий истории украинской духовности и культуры, о самом главном в тех личностях, портреты которых — на страницах книги «Апокрифы».
В своей лекции в Украинском католическом университете Екатерина Щеткина как лауреат премии Кароля Войтилы за религиозную публицистику раскрыла свой секрет журналиста. Когда пишешь о религии, то обычным советом бывает рекомендация отстраниться, быть объективным, «смотреть со стороны», представить разные точки зрения, мнения экспертов. В итоге — от читателя продолжает быть спрятана суть событий, смысл всего, что происходит в религиозной жизни. Пани Екатерина определила секрет проникновения в истину и умение ее рассказать читателю очень просто. Нужно сопереживать.
Современное религиоведение оперирует термином «сопереживание», «эмпатия» вполне официально, и многие считают, что без умения страдать с теми, кто страдает, радоваться с теми, кто радуется, молиться с теми, кто молится — невозможно иметь вообще никакого адекватного понятия о религии. Ведь каждая религия, каждая конфессия и каждая церковь — это особая вселенная, уникальная и неповторимая. Чтобы его понять, необходимо иметь свою внутреннюю вселенную, быть «своим» в какой-то церкви — как верующий или как исследователь (или и так, и так).
Если ты знаешь, чувствуешь «свое», то, возможно, сможешь сопереживать и чужому. Вернее, «другое» — другая церковь, другая конфессия, другая религия должны перестать быть для тебя чужими. Должен не стать там «своим». Но должен быть максимально открытым к другому, не отчуждаясь, а встречать другого как «другого себя» в любви и дружбе, сопереживании и понимании. Имея свои переживания, понять переживания другого — вполне реально.
Отстранившись от переживаний, от симпатии к другому — ничего не увидишь не только в другой традиции, но и в своей собственной. Потому что и уникальность своего религиозного наследия и образа жизни переживают лишь при сравнении с религиозным «другим». А чтобы сравнить — нужно почувствовать и понять то самое «другое».
Таким образом, секрет возможности познания и изображения религиозной действительности в публицистике высокого стиля в умении сопереживать всем: и «своим», и «другим». Любая замкнутость на своей личности или на своей традиции ведет к мгновенному искажению взгляда. Закрытые или прищуренные глаза — и уже действительность не передана, читатель введен в заблуждение. Будто бы близко к реальному положению дел, но «не то и не так».
Религиозная публицистика потому и является самым сложным видом журналистики, поскольку требует чрезвычайного напряжения всей души того, кто осмелился писать на эти темы. Сохранить способность к сопереживанию, сохранить открытость — крайне трудно. Религиозное мировоззрение склонно к самой замкнутости и тотальному утверждению своего. Склонно к скрыванию «своего» негатива и выпячиванию позитива. И наоборот, для религиозного мировоззрения другой всегда является угрозой, в которой автоматически ищем «обратную сторону медали». Если же к религиозной правоте присоединяется еще и мотив национальный или цивилизационный — жди беды: религиозная действительность будет искажена и читатель получит партийную агитку вместо публицистики, идеологическую полемику вместо журналистики.
Искусство из искусств — сохранять умение сопереживать всем, видеть, каким является истинное положение дел в каждой традиции. Клара Филипповна была страстно «заангажированной», и именно поэтому видела действительность в ее глубине, не успокаивалась, пока не докапывалась до самой сути. И была самой объективной, потому что никогда не заслоняла собой то, что она видела. Скромность очевидца. Смиренность свидетеля. «Пусть уже не я живу, а живет через меня истина». И именно поэтому Клара Филипповна настолько жива для всех нас через свои тексты — потому что она разрешила истине жить в них.
