Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Поэт для двух народов

Игорь Калинец: «Когда я узнал, что Ежи Гарасимович хотел, чтобы его считали украинским, хотя и польскоязычным, поэтом, почувствовал, что мне надлежит вводить этого польского художника в украинскую литературу. Переводом»
14 ноября, 2013 - 15:30

Поэтов Игоря Калинца и Ежи Гарасимовича объединила тема уничтожения украинской духовной культуры на фоне террора второй половины ХХ века. Если один из главных представителей так называемой позднешестидесятнической генерации и диссидентско-самиздатовского движения в Украине Игорь Калинец оказался в полуразрушенном мире Галичины, где закрытие церквей сопровождалось постоянными разрушениями духовно-культурного украинского наследия, то Ежи Гарасимович прикипел сердцем к вдребезги разрушенному миру Лемковщины. Тотальное уничтожение украинской жизни на территории Польши стало болью Гарасимовича, вылитой в многочисленные стихотворения поэта.  А те, в свою очередь, нашли пристанище в душе Игоря Калинца. «Он стал мне близким по духу», — признается наш собеседник. И украинский поэт взялся переводить поэта польского, а как оказалось впоследствии — и украинского.

«Игорь Калинец и Ежи Гарасимович вершинные поэты. Их миры пересеклись в поэтическом пространстве украинского слова. Разделенные границей, они оба питались, как роскошные ветви одного дерева, силой родной земли. Игорь Калинец фактически подарил нам неизвестного польскоязычного поэта украинца, который в своем творчестве ведет нас по тропинкам украинских Бескидов, разоренных сел, сожженных церквей, по лемковскому небу. Каждое слово — откровение, любовь, боль. Развернула ли Украина этот роскошный подарок, чтобы познать поэта Ежи Гарасимовича? Как и сотни, если не тысячи, непрочитанных и неосмысленных произведений наших великих земляков, которые вынуждены были творить на чужих землях, книга «Єжи Гарасимович. Руський ліхтар, або Небо лемків» (Поезія 1957-1999. Вибір та переклад з польської Ігоря Калинця. — Львів: Світ, 2003) еще ждет своего читателя, исследователя, ученого. Верим, что это произойдет» — так директор Международного института образования, культуры и связей с диаспорой Ирина Ключковская обозначила безграничность таланта поэтов-великанов.

Переведенный том стихотворений Ежи Гарасимовича «Руський ліхтар, або Небо лемків», куда вошли поэмы из 38-ми сборников поэта, это — срез его поэзии по украинской тематике. По словам Игоря Калинца, среди представителей украинской школы польских писателей-романтиков ХХ века Гарасимович является самым выразительным и самым драматичным поэтом. В его творческой наработке нашлось место (причем доминирующее) иллюстрации трагедии украинцев, прежде всего лемков. «Лемки не могут назвать кого-то даже из современных украинских литераторов лемковского или не лемковского происхождения, которые бы так воспроизвели трагедию Лемковщины, как этот поэт. Только за это он должен присутствовать в нашей литературе», — рассказывает Игорь Калинец.

Переводчик недавно вернулся с конференции в Кракове, посвященной 80-летию со дня рождения Ежи Гарасимовича. Проанализировать творчество польского поэта пришло немало уважаемых профессоров, научных работников, литературоведов и поэтов. «Нам, украинцам, следует не менее внимательно подходить к изучению и исследованию творческой жизни Ежи Гарасимовича, — советует в беседе с «Днем» Игорь Калинец, — ведь Украина до сих пор не увидела грани того вклада, который оказался в сокровищнице украинского культурного достояния благодаря польскому мастеру».

«Я С РАДОСТЬЮ ЗАЧИТАЛ НЕСКОЛЬКО ПЕРЕВОДОВ НА УКРАИНСКОМ ЯЗЫКЕ, ЧТОБЫ ОНИ СЛЫШАЛИ, КАК ЗВУЧИТ ЕЖИ ГАРАСИМОВИЧ»

— Несмотря на определенный спад заинтересованности поэтом в 90-е годы, он опять становится литературным мастером, интересным для польской общественности, для польской литературной науки. Поэтому не удивительно, что 80-летие Ежи Гарасимовича отметили в Польше достаточно по научному. Конференцию провели по-немецки педантично — все продуманно до мелочей, ни одной лишней или незаполненной минуты. Была организована выставка фотографий, посвященная Ежи Гарасимовичу. На ней были представлены иллюстрации к книжке Гарасимовича для детей в моем переводе «Уся Кася з шоколадки, рукавці лише з помадки», изданной в 2010 году издательством «Друкарські куншти» под редакцией Наталии Ступко.

Я читал свою речь на украинском языке, в красивом зале с тремя экранами, на которых освещалось произнесенное мной в польском переводе. Приятный результат своего выступления я отметил на следующий день конференции — присутствующие начали признавать Ежи Гарасимовича польским, а также украинским поэтом. Дело в том, что сам мастер называл себя поэтом для двух народов — Польши и Украины. Из поэзии Ежи Гарасимовича четко видно, что он больше всего любил Лемковщину и путешествия по Бескидам. Однако характеристика «польский и украинский поэт» высказанная сегодня, —  это определенная уступка польских ученых.

Могу похвастаться, что книжка «Руський ліхтар, або Небо лемків» под редакцией Наталии Ступко в моем украинском переводе превосходила другие иностранные издания Ежи Герасимовича размерами, оформлением. Поэтому, хотя издание вышло еще 10 лет назад, все на конференции проявили к нему интерес. Дело в том, что к этому времени сборник дошел только до двух-трех из присутствующих поляков — через Марию Гарасимович, жену Ежи, которая взяла несколько экземпляров книжки сразу после ее выхода. Я с радостью зачитал несколько переводов на украинском языке, чтобы они слышали, как звучит Ежи Гарасимович.

«БОЖЕ, КАК ХОРОШО БЫЛО БЫ ПИСАТЬ, КАК ПИСАЛ ЕЖИ ГАРАСИМОВИЧ!»

— Я открыл для себя Ежи Гарасимовича благодаря изданию «Наше слово», которое появилось в середине 50-х годов. Действительно, откуда я знал бы, что есть какой-то Гарасимович, если бы не украинская пресса, популяризировавшая его в Польше? Газета открыла в творчестве Ежи болезненную тему разрушения украинцев на территории Польши — Лемковщины. Я же в то время — в начале 60-х годов, когда начал писать, — ценил сюрреалистическую метафорику Антонича, его этническое и этнографическое углубление в свой край. Я сам писал что-то подобное о церквях, иконах... И когда я встретил схожесть в стихотворениях Ежи Гарасимовича, вдруг, после Антонича, он мне тоже стал близок по духу. А способ построения  образов, свойственный поэтам, привел меня к ощущению того, что я нахожусь под воздействием их обоих — и Антонича, и Гарасимовича.

...Но прошло много лет, после возвращения из заключения я перестал писать поэзию вообще. И потом в моей жизни имел место мистический момент: однажды я шел по Львову августовским солнечным днем, когда уже пахло осенью и каким-то прощальным настроением. Меня вдруг проняло желание писать. Писать стихи. Я уже двадцать лет ничего не писал. Тогда я подумал: «Боже, как хорошо было бы писать, как писал Ежи Гарасимович!». Не как Антонич или как Тычина, или еще кто-то, а так, как Ежи Гарасимович. Я бросился в библиотеку, друзья привозили мне его собрания из Кракова, Варшавы, Перемышля. С особым вдохновением я выбирал второпях украинскую тематику, ведь мне хотелось писать о горах. И так я начал его переводить. Я узнал впоследствии, что именно тогда, в августе 1999 года, Гарасимович умер. Когда я только планировал найти поэта, чтобы взять у него разрешение на издание.

Было что-то, что соединяло нас как поэтов. Не только как, скажем, украинцев. На всю свою жизнь я запомнил слова Ежи Гарасимовича о том, что поэзия должна быть красивой. Когда я узнал, что Ежи Гарасимович хотел, чтобы его считали украинским, хотя и польскоязычным, поэтом, почувствовал, что мне надлежит вводить этого польского мастера в украинскую литературу. Переводом.

«В КРОВИ ЮРИЯ ДОМИНИРОВАЛА УКРАИНСКАЯ СТИХИЯ»

— Готовя в подарок свою книжку «У Ботанічному. Вірші дзен» Чеславу Милошу (которая, по словам литературоведов, так и не попала в руки Милоша), поэт пишет следующее:  «Глубокоуважаемому Пану Чеславу Милошу, Великому Поэту, с выражением уважения дарует этот слишком скромный томик Ежи Гарасимович, который является внуком украинского крестьянина, ходившего босиком по снегу в родных Карпатах. Который так же, как тот Дедушка, бедный, но свободный». Это не единственный случай, когда он подтверждает свое украинское происхождение. Его дед был даже не из Лемковщины, а из Бойковщины — из местечка Долина. А отец, Станислав Гарасимович, был польским офицером, майором, который женился на ополяченной немке. Поэтому в крови поэта Гарасимовича переплелась и немецкая кровь, и польская, и даже татарская, но, во всяком случае, доминировала украинская стихия и украинская кровь.

Ежи Гарасимович был крещен в греко-католической церкви. Его звали Юрием. Интересно, что его польские друзья в своих воспоминаниях рассказывали, что они звали Ежи Юрком. Даже обращение к Гарасимовичу подчеркивало его украинскую причастность.

На литературную жизнь Юрка благословил Казимир Вика — польский ученый и литературовед, который фактически опекал молодого поэта. Основная тема творчества Ежи Гарасимовича — это украинская тематика, связанная преимущественно с Бескидами, то есть с теми польскими Бещадами, где жили лемки и какая-то часть наших бойков, переселенных потом в Советский Союз. Гарасимович дает жесткую характеристику тогдашней польской власти, называет польских жолнеров, выселявших польское население, половцами Запада. Конечно, такого поэта власть не очень жаловала. Но в цивилизованной в известной степени Польше ему не угрожало заключение за написанное слово.

Ежи Гарасимович всю свою сознательную жизнь провел в Польше, печататься начал в 50-е годы. Не раз литературный мастер говорил, что чувствует себя неуютно в польском интеллигентском окружении. Все время отстраняется от него и сломя голову убегает на полонины в Бескидах, где чувствует себя дома.

...Я был у него дома в Кракове и могу сказать, что жил Гарасимович очень скромно. Это небольшая квартира из трех или четырех маленьких комнаток в блочном доме, где он начал жить с 1955 года. Так как работала только жена, а в доме росли две дочери, они не роскошествовали материально. О Кракове Гарасимович писал следующее: «Живу в Кракове, в симбиозе древних культур, но не считаю себя «краковским поэтом». Краков — это только панельный дом, в котором живу... Краков засмотрелся на Запад, я — на горы, на Бескиды, на Восток. Краков — это готика, я — на Византию». Его любовь к Бескидам воплотилась в поэзии — никто в мире, даже между украинцами, так драматично, с такой болью не рассказал художественно о трагедии западных этнических украинских земель.

Умер поэт 21 августа 1999 года. Перед смертью Гарасимович просил свой прах развеять над Бескидами. Об этом писал в предсмертной записке: «Хочу быть испепеленным. Не могу гнить годами... Ведь важен не прах, а наработка человека».

И это завещание выполнила жена Мария: с вертолета прах поэта был развеян над горами. Панихиду отправил украинский греко-католический священник — отец Мирон из Кракова.

«Все є в горах, що я кохаю,

Усі вірші у буках.

Завжди, коли туди повертаюсь,

Клени мають мене за внука.»

«УКРАИНА ЕГО ПОКА НЕ ПРИНЯЛА»

— По словам Ежи Гарасимовича, к поэзии его побудили стихотворения Шевченко. В последнем слове, в последнем письме, где он объясняет, как ему жилось, Гарасимович говорит, что он был словно «казак реестровый на службе у Речи Посполитой», словно Конашевич-Сагайдачный того времени. Он был поэтом для двух народов. Но, как мне кажется, Украине не нужен этот поэт. Немногих заинтересовало, что такой знаменитый польский мастер может присутствовать в украинской литературе. Этому виной неупорядоченная литературная жизнь, эгоистичная в известной степени.

Прошло десять лет, как вышел в свет сборник «Руський ліхтар, або Небо лемків». За это время не открыто ничего нового, а старое — забылось. Книга и в 2003 году не вызвала тех отзывов, которые я себе представлял. Мне казалось, что представление Ежи Гарасимовича на литературной арене станет настоящим открытием для украинцев. Но этого не произошло. Возможно, еще будет какая-то переоценка, когда-то он будет открыт каким-то поклонником и вознесен на определенный уровень, будет какая-то заинтересованность, возрождение. Думаю, так должно бы быть. Это великий польский художник, ведущий поэт второй половины ХХ века наряду с Чеславом Милошем и другими. Хотя и отдельные поляки уже соглашаются с тем, что творчество —  наследие двух народов — польского и украинского, что Гарасимович является польско-украинским поэтом, — Украина его пока не приняла.

...Будут ли в польской литературе писать, что Ежи Гарасимович — польский и украинский поэт, трудно сказать. Так же как в украинской литературе, скажем, литературе второй половины ХХ века. Будет ли туда введен Ежи Гарасимович? Тоже не знаем. Зависит от того, кто будет писать эту литературу, от случайностей, инициированных сознательными людьми.

Юлия КОСТЮК, выпускница Летней школы журналистики «Дня»
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ