Среди историй любви ХХ века эта не была заметной. Ее даже нельзя с полным правом назвать историей влюбленности — ведь она так и не вспыхнула, скрытая между строк, остановленная цензурными предупреждениями, опереженная смертью. Однако эту историю вполне справедливо можно назвать историей любви. Любви, которая проявилась в нескольких десятках писем, однако соединила души двух людей, которые не могли бы встретиться в этом большом мире при других, менее трагических, обстоятельствах, людей, разделенных расстоянием, границами, языковым барьером, возрастом, культурой, воспитанием, — узника совести советского режима Валерия Марченко и итальянской девушки Сандры Фаппьяно.
Переписку этих двоих в небольшой книжечке под названием «Валерий и Сандра» опубликовало издательство «Смолоскип» благодаря усилиям семьи Маринович и матери Валерия Марченко. Уже сама преамбула к книге может шокировать современного читателя. Куда проще: в 1980 году 21-летняя итальянская студентка принимает участие в инициативах Международной амнистии и пишет письмо 33-летнему киевскому журналисту, который на то время находится в ссылке в поселке Саралжин в Казахстане после шести лет колонии строгого режима.
Наверное, сейчас мы так же слабо, как и Сандра в свое время, представляем, в каких условиях пребывали советские политзаключенные, но сдержанность писем Валерия Марченко не удивляет: не следует забывать, что каждое его слово контролировалось цензурой. Некоторые подробности Сандра, знавшая жизнь в СССР лишь по официальной информации, могла бы просто не понять. Именно поэтому в письмах Валерия Марченко нет откровенных политических пассажей или намеков на преследование — и это делает их убедительным человеческим документом, который, однако, можно читать и между строк. Знание жуткой реальности, которую можно было бы назвать «карательная система СССР против Валерия Марченко», даст возможность иначе взглянуть на отдельные фрагменты переписки, а особенно на ее внезапное прекращение.
Таким образом, и Валерий, и Сандра в своих письмах сосредоточиваются преимущественно на бытовых реалиях своей жизни — и иногда они воспринимаются как бытие существ с разных планет. Скажем, когда в ответ на письмо Сандры, где она рассказывает о веселом праздновании Рождества, Марченко пишет о том, как простудился, а женщина-врач боялась дать ему больничный даже с давлением 230/170 (хроническая болезнь почек, обострившаяся во время первого заключения Валерия, позволила фактически убить его на втором сроке). Письма Сандры содержат наивные фразы о том, что их страны «состоят в самых лучших дипломатических отношениях»; Валерий же объясняет, как нужно добиваться возврата или возмещения посылки, которая не была доставлена адресату. Сандра пишет о своей учебе на геолога, дипломном проекте, получении степени доктора, начале самостоятельной работы — Валерий иронично констатирует, что уже работает сторожем «не в парке, а в большой закрытой теплице». Эту специфику сосуществования в параллельных реальностях хорошо прочувствовал и обработал автор художественного оформления книги Николай Леонович. Скажем, рядом размещены фото дома Сандры с клумбами и пальмами вокруг и фантасмагорическое изображение Марченко около какого-то одинокого сарая в Саралжине.
И, несмотря на это, дальнейшая переписка делает Валерия и Сандру все ближе. Девушка не может скрыть свое восхищение умом и мужеством мужчины. Упомянем хотя бы вскользь, что Валерий Марченко был талантливым филологом, литературоведом и переводчиком; заключенный в тюрьму за «клеветнические выдумки, позорящие советский общественный строй», он и в колонии продолжал писать публицистические очерки, где освещал условия существования заключенных в советских лагерях, политику русификации и денационализации правительства СССР; будучи поставленным в нечеловеческие условия, отказался писать заявление-раскаяние. Хотя об этом девушка могла лишь догадываться, она чувствовала моральную силу далекого собеседника.
Несмотря на это, в ее письмах находим множество трогательных моментов от чисто девичьего кокетства (описывая свою внешность, она отмечает: «Мне следовало бы подать еще три самых интересных размера, но моя гордость и моя скромность не позволяют этого делать») до искреннего и безнадежного признания: «Сегодня, однако, я не могу не признать, что мои чувства к Тебе — это что-то более глубокое, чем дружба». Мог ли ответить Валерий Марченко на эти чувства? В его письмах есть несколько замечаний о том, что у него слишком неуверенное будущее, чтобы думать о женитьбе, упоминания о собственном аскетизме, о том, что он «плохой кавалер» — вежливый эвфемизм человека с волчьим билетом и осознанием того, что, отказавшись стать на «путь исправления», он получит новый, на этот раз последний, приговор. Учитывая это, тем более пронзительно звучат совместные мечты о поездке Валерия в Италию (в этом направлении было сделано много практических шагов, однако государственная машина не собиралась выпускать Марченко за границу), о спагетти с томатным соусом и стакане хорошего вина...
Мечтам о встрече не суждено было сбыться, как, впрочем, и самой простой мечте — мечте о жизни. Однако существовала еще одна, мистическая, реальность, в которой души Валерия и Сандры могли быть вместе, невзирая на расстояния и границы. Вера в Бога и практическая религиозность, о которой свидетельствуют письма, учитывая обстоятельства, не могут показаться лишь выгодной позой. Посещение богослужений и постоянная молитва, размышления на духовные темы — это вообще большой труд. Для Марченко — в экстремальных условиях тоталитарного антиклерикального государства, для Сандры среди часто лишь внешне набожного общества это также был путь к сохранению собственной индивидуальности, но в первую очередь — желание обрести спасение, которое нельзя найти в мире этом.
Таким образом, говоря об истории Валерия и Сандры, думаешь прежде всего об истории любви — любви Божественной, которая соединяет души: «Мы с Тобой два человека, молящиеся Богу об одном и том же, и этого достаточно» (письмо от Сандры Фаппьяно Валерию Марченко, 31 января 1983 года).
