Эта книга не просто заставляет задуматься над непростыми страницами недавней истории нашего народа. Она побуждает вдумчивого читателя по-новому взглянуть на, казалось бы, уже хорошо известные факты и обстоятельства нацистской оккупации Украины. Речь о монографии Елены Стяжкиной «Стигма оккупації: радянські жінки у самобаченні 1940-х років», недавно вышедшей в издательстве «Дух і Літера».
БИОГРАФИИ ТРЕХ УКРАИНСКИХ ЖЕНЩИН ИЗ ДОНБАССА
Автор избрал весьма интересный для прочтения, но несколько нелегкий для написания срез истории человеческого развития — женские судьбы. А в фундамент рассмотрения положила биографии трех украинских женщин с Донбасса, духовное становление которых прошло в условиях сталинского режима и которые волею судьбы оказались в оккупированных нацистами городах.
Но в эпицентре исследования — не просто скитания этих женщин в оккупационный и послеокупационный период в атмосфере оговариваний, пренебрежения, доносов со стороны окружения и преследований советскими партийными и репрессивными органами. В книге Е. Стяжкиной судьбы женщин представлены как своеобразные жизнепроявления человеческих опытов (в условиях двух тоталитарных режимов), общая совокупность, взаимопроникновение и взаимовлияние которых создают духовный климат общества. Персонажи книги попали в пересечение моральных, социально-политических, обыденно— психологических силовых линий социума, где проживают, выживают, самоутверждаются или погибают «маленькие люди» общества. В какой-то момент это проживание превращается в жернова, которые готовы перемолоть, перемесить личность. Вот об опыте и самовиденье трех женщин в таких жерновах и поведал автор.
В первой истории речь идет о женщине (имя ее — Полина Губина), которая с первых недель оккупации самостоятельно, без распоряжений и связи с советскими органами, пытается создать подпольную группу сопротивления. Здесь сквозь трагизм женской судьбы (Губину расстреляли) Е. Стяжкина показывает сотканный из противоречий распространенный в СССР социальный тип коммунистки 30-х годов.
В нем осверепелая настоящая материнская забота о будущем дочери (чтобы только она не предстала в глазах окружения дочерью «не эвакуировавшейся предательницы») и в то же время недоверяние к тем, кто остался на оккупированной территории; ненависть к нацистам, готовность к самопожертвованию в борьбе с ними и такая же сила враждебности и черствости в отношении жертв сталинских репрессий, в которых, кстати, принимала участие и она сама. Вот этот тип личности, который, перефразируя Гете, «желая добра, делает зло», сыграл далеко не последнюю роковану роль в судьбе украинцев до— и послевоенной эпохи.
ОТНОШЕНИЕ К СООТЕЧЕСТВЕННИКАМ, ОКАЗАВШИХСЯ ПОД ОККУПАЦИЕЙ
В разделе-рассказе о другой героине сюжета — 26-летней учительнице из Дебальцево Вере Набокиной — предшествует сжатый анализ литературы, посвященной изучению отношения властных структур и разных социальных групп на освобожденных от нацистов территориях разных стран к тем соотечественникам, которые оказались под пятой оккупационной власти. Е. Стяжкина на обширном материале фактологии демонстрирует, в какой степени не просто несовершенным, но и опасным оказывается тот поверхностный в науке или толерированный и стимулированный советской властью подход, по которому все категории населения, оказавшиеся под оккупацией, предстают в упрощенном вплоть до примитива виде, — то ли борцы с оккупантами, то ли предатели-колаборанти. Прибавим к этому еще и конфликты, которые спонтанно возникают между теми, кто вернулся после эвакуации, и теми, кто остался. Первые потому что часто не знали о настоящих условиях жизни в оккупированной зоне (как, скажем, не ведали об этом и следующие поколения, ведь такие вещи в истории, в литературе и искусстве замалчивались).
Сполна ощутили это на себе миллионы украинцев. В их числе и Вера Набокина. Этот сюжет изображает отчаянные усилия женщины оправдать свое поведение в отношениях с представителями оккупационной власти. Е. Стяжкина выводит на явь самые распространенные в этих условиях стратегии выживания, в частности и скрытого сопротивления, и колаборантства, и просто жизнь. Хотя об этом в монографии прямо и не говорится, но напрашиваются определенные параллели с отношением современного украинского общества к населению оккупированной Россией части Донбасса.
«ТРИ СЛОЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ»
Определенное родство такой проблематики проступает и в третьем сюжете. В нем речь идет об арестованной и осужденной трибуналом «за сотрудничество с оккупантами» жительнице Мариуполя Елизавете Бирюковой. Здесь, в частности, представлены и необъективность судебной системы (Бирюкова на самом деле активно боролась против оккупантов), и созданный властью непримиримо репрессивный духовный климат. Но привлекает особое внимание другой аспект. И сама Бирюкова, и те, кто пытается донести до носителей власти слова об истинном положении дел, вынуждены это делать исключительно посредством терминологии, выработанной самим же тоталитарным режимом, репрессивным по самой своей природе. В этом заключался трагизм нескольких поколений украинцев, в их числе и тех, кто родился уже при новой власти и в следующие десятилетия.
Завершить хочу цитатой самого же автора: «Опыт оккупированных украинских женщин, которые видели себя советскими, представляется мне могилой безымянной, однако забетонированной тремя слоями жестокости и преступлений, — преступлений нацистов, преступлений советской системы и преступлений стигматизации собственно женского».
