Недавно на Фейсбук-странице одного моего знакомого - российского кинокритика - прошла дискуссия о «маленьком человеке» в современном искусстве. Знакомый жаловался, что в литературе и в кино его страны этот вечно актуальный для них образ практически исчез.
На мой взгляд, причины очевидны. Маленький человек – это (в основном пассивный) персонаж, крайне угнетенный социальными обстоятельствами, но, в то же время, общество имеет достаточный уровень свободы, чтобы кто-нибудь из образованного класса замолвил слово об этих угнетенных. При диктатуре наподобие того же СССР такой протагонист невозможен, ведь тогда весь народ – маленький, и драма переходит на другой уровень: каждый, кто бросает вызов режиму, поднимается выше палачей, выше всех, независимо от развязки.
Вторая причина касается сегодняшней России, и с таким развитием событий ни Гоголь, ни Достоевский не сталкивались: когда все эти Башмачкины и Девушкины добровольно голосуют за тирана, создавая агрессивно-послушное большинство в 86%. Здесь тоже не о чем говорить: они в первую очередь соучастники преступления, в том числе против самих себя.
В украинской парадигме этот образ отсутствует, поскольку центральный мотив нашей новейшей истории –противостояние разным формам притеснения, пусть и с переменным успехом. Исключение – например, фильмы Сергея Лозницы «Счастье мое» и «Кроткая», но они как раз подчинены идее жертвы, совершающей путешествие в сердце российской тьмы.
Своя версия сюжета с маленьким человеком в Украине родится обязательно, но в свое время – когда важной проблемой станет не выживание страны или защита базовых свобод, а, например, ежедневная энтропия, усиленная бедностью и внутренним надломом, которая, словно медленный яд, может постепенно разъесть жизнь. Тогда у нас и будут такие герои, как, например, в «Смерти коммивояжера» Артура Миллера или в фильмах румынского нового кино.
Но это уже другая история.
