Как и многие мои ровесники, я в свое время пережил увлечение Достоевским. На днях выпал случай кое-что вспомнить.
В книге эстонского литературоведа Пеэтера Торопа «Достоевский: история и идеология» (интервью с ним см. в «Дне» от 7.07.17) приводится немало цитат, которые очерчивают общественные убеждения автора «Бесов»; и чем дальше читаешь, тем крепче становится ощущение дежа вю.
«Это состояние, то есть распадение масс на личности, иначе цивилизация, есть состояние болезненное».
В православном христианстве «человек возвращается в массу, в непосредственную жизнь, следовательно, в естественное состояние».
Славянская идея — «грядущая возможность разрешения судеб человеческих и Европы».
«У нас, русских, есть, конечно, две страшные силы, стоящие всех остальных во всем мире, — это всецелость и духовная нераздельность миллионов народа нашего и теснейшее единение его с монархом».
Российский интеллектуал (то есть либерал) — «умственный пролетарий, нечто без земли под собою, без почвы и начала, международный межеумок, носимый всеми ветрами Европы».
«Да, мы веруем, что русская нация — необыкновенное явление в истории всего человечества».
«Государство есть церковью».
«Отношение это русского народа к царю своему есть самый особливый пункт, отличающий народ наш от всех других народов Европы и всего мира».
«У нас гражданская свобода может водвориться самая полная, полнее, чем где-либо в мире, в Европе или даже в Северной Америке... Не письменным листом утвердится, а созиждется лишь на детской любви народа к царю, как к отцу, ибо детям можно такое позволить, что и немыслимо у других, у договорных народов».
150 лет по тому же кругу. Царь-отец, предатели-интеллигенты, православное единение, прогнивший Запад.
Можно бы на этом закончить, но и у нас находятся любители поговорить об особом пути, побороться с европейским либерализмом и насадить высоконравственный порядок на весьма специфически истолкованных религиозных принципах.
Поистине, человеческая глупость, как и человеческий гений — бессмертны.