Праздничное шествие двигается по вечерней улице. От процессии отделяется несколько людей и подходит к решетчатым воротам в длиннейшем, сколько глаз видит, железном заборе. Рядом с воротами – будка охранника. С той стороны – взрослый мужчина и добрый десяток детей, мал мала меньше. Кельнцы, в своих смешных карнавальных костюмах и париках, объясняются с ними жестами, потому что те практически не знают английского, раздают сладости и монеты. Оказывается – сирийцы. А за забором – лагерь беженцев. Человек знаками показывает, что он здесь уже четыре месяца. Дети улыбаются, рады и конфетам, и вниманию.
Идем дальше. За забором – белые сборные одно- и двухэтажные домики. Лагерь тянется и тянется, это огромная территория, целый город в городе. Наконец доходим до перекрестка. За поворотом – еще одни ворота с КПП, и в глубине двора видно других детей: играются, как ни в чем не бывало. Можно подумать, что это обычный небогатый микрорайон, если бы не забор, не ворота, не охрана.
Смотришь на эту малышню и пытаешься представить то, что они пережили полгода, четыре месяца, или, может, даже неделю тому назад. Нет, представить это невозможно. Никак.
Но то же самое, пусть в меньших масштабах, сейчас творится всего в паре сотен километров от города, где живут мои родители. И ракеты со снарядами взрываются одни и те же – что в Украине, что в Сирии, и стреляет ими российская армия и здесь, и там.
Маленькая у нас планета. Мир тесен.
«Война не спасает, война насилует», – говорят мои левые друзья.
Это так. Но от насильника иногда можно защититься только оружием.
Когда-нибудь не будет беженцев, потому что не будет войн. Не будет войн, потому что станет страшно их начинать. Я, правда, в это верю.
Когда-нибудь.
Дмитрий ДЕСЯТЕРИК, «День», Кельн-Киев
