Когда телевизионных программ, посвящённых звёздам и так называемым вечным беби-долл в профессии, давно по количеству привысило наличие истинных звёзд, они к счастью у нас есть, становится как-то тоскливо и обидно за по-настоящему талантливых актёров. Они, правда, не всегда знамениты и знакомы всем, но им можно говорить не громко и их все равно будут слушать, такие подчиняют пространство. Пускать под откос наше время и настроение телевидение умеет ловко — вот и мелькают эти маски изо дня в день и хотелось бы их не видеть, но мимоходом нажмёшь кнопку, а и они вот — уже тут: общедоступные, одинаковые, без комплексов, но с амбициями, удивляют только своими силиконовыми месторождениями и примитивною уверенностью, что это незаметно, а известность как им кажется, все спишет. Впрочем, и это не главное. Главное для них попасть в обойму, глядишь и сеансы внушения дадут эффект и такая себе средненькая актриса уже с плохо скрываемым сарказмом снисходит до признания, мол, если мне и предлагают пробы, я не отказываюсь, я серьезная актриса. Мне же, уверено, не ошибаюсь, наблюдая за ее мимикой, легко прочитать её истинные мысли: «Как? Мне и пробы?» просто смешно. Наверное, нам надо всем аплодировать стоя её согласию, правда, в результате у такой самоуверенной, не утяжеленной талантом, персоне, получится, как всегда, нечто приглаженное, но давно видимое. Очередной новый клон, как и многие сериалы. Скукота. Еще шесть лет назад существовало рядом с Пейзажной аллеей маленький старенький кинотеатр, где крутили тоже старенькие фильмы, но какие! И не просто крутились, а создавали интеллектуальное пиршество, чаще для интеллигенции не отягощённой жизнерадостными финансами, но осмысленно собирающей все необычное, постоянно ищущей, жаждущей чего-то нового и непознанного. Как-то помню, в один зимний вечер, я оказалась в том кинотеатре, знакомясь с фильмом 100-летней давности, по сути, с юной Гретой Гарбо, легендарной актрисой ХХ-го века. Фильм который, по сути, был её дебютом и назывался «Безрадостный переулок». Создан он был в 1925 году, то есть, почти 100 лет назад. И надо же, далекий туман старого фильма, отчаяние холодного непонимания, спасение, принесённые любовью, так поиграли в свет и тень, что сто лет разделяющих те события, и сегодняшнего зрителя, мой взгляд, и той студенческой молодёжи, которые на первом ряду грелась, как я поняла, кофе из термосов, (видимо, тут они не впервые и знают, как тут прохладно). К тому же, музыкальное сопровождение тогда сломалось и единственным звуковым эффектом были скреплённые одной планкой деревянный старые стулья, которые от холода в зале, по-моему, тоже вели себя особо нахально. Да что от них ждать — как пионеры в строю они зависели друг от дружки и всегда дружно откликались на чьё-то неосторожное движение и сразу протяжно и жалобно стонали. Помню, думала тогда, кутаясь в курточку, что до конца скорее всего не досижу, но потом отмахнулась — сколько выдержу, все мое. Артистического вида ведущий клуба, кажется, под названием «Ракурс», открывал историю создания фильма, причем, образно и грамотно, главное не слащаво, потому что искренне. Правда, часто извинялся, что музыкальное сопровождение отказало, что прохладно в зале «это мягко сказано», в общем, за откровенную бедность. И все же, бонус каждого уже был в том, что изменив привычному домашнему экрану, часто с барахляным видеорядом, мы оказались в кинозале и незаметно погрузились в особое действо, даже перестала, наконец, раздражаться слыша, как женщинав ряду за мною, но по телефону, хоть и тихо, но кого-то все время наставляла: «завязывай шнурки через не могу, повтори хоть пять раз, приду — проверю», пообещала она как маленькому школьнику, но я тогда поняла, она разговаривает с очень больным человеком. И вот вырвалась в кино на пару часов, а все мысли дома. Бывает.
И хоть и говорят, что память — это новелист, а не фотограф, но глядя на ушедшую жизнь 1925 года, будто ощущаешь, что и нет между нами этих десятилетий, все ведь вечно, а в талантливых руках — незабываемо. И получилось так, что предвкушаемое рафинированное удовольствие от встречи и ожившая на экране юная Грета Гарбо, все совпало. Помню было тогда очень позднее вечернее время, на улице мороз, а кино — немое, уверена, что не выдержу два с половиной часа, но очень хотелось. Сейчас мне кажется, что все эти предпоказные подробности не были случайными, они так обострили нервные рецепторы, что с первого же мгновения впилась в экран, боясь пропустить малейшую деталь событий в Вене 1921 года. На фоне голода, нищеты — да, у многих в Европе было не всегда сладко да гладко, перламутрово светились женские лица и тела, укутанные то в шелка, то в особо скромные меховые манто с интригующими воротниками, заманивали дивными шляпками, надвинуты на лоб. Нет ничего прекрасней, уверенно, более элегантной, безупречности моды 1920-1930-х годов прошлого века. Между тем, основная интрига, при всей социальной направленности, ленты — все же в игре света и тени, улавливаемые чуткой камерой, какой-то танцевальностью, графичностью прямых линий, как бы прикрытой дымкой сцен, снятых только в декорациях. Детективность камеры просто поражала, казалось, что в этом кинематографическом доме можно и потеряться, но картина так и создана, чтобы на пересечении многих площадок — судеб, сегодняшний зритель, (хотя, естественно, никто тогда и не думал, что через столетие кого-то заинтересует прочтение тех событий), ощутил трепет узнаваемости вечных проблем: ужасы бедности, невозможность избежать обмана, не восприятие богатыми дяденьками разных сословий и времён, что далеко не все женщины продадутся за кусочек чего-то вкусненького. Вечная прелесть настоящего кино в том, что поиск поразительных приёмов усиливает, но не затеняет талантливую суть игры. И Грета Гарбо, ещё раз напомню, кино то немое, обошлась без всякой гротескной надломленности, её игра и сегодня волнует, хотя актерская палитра, возможно, всего ансамбля могла бы устареть, да вот не захотела. Талант, это талант. Не стану примитивно сравнивать особое удовольствие того вечера с раздражением от плохо скроенных сегодняшних телесериалов с их почти одинаковой интригой. За последнее время, я увидела такое количество сериалов интригующих почти одинаковым сюжетом:, где какая-то домработница попадает под машину богатого всадника и с этого начинаются какие-то головокружительные ее превращения из золушки не знаю в кого. Это настолько банально, нелепо, но такие схемы небезвредны, впихивая в голову девчонок какие-то не те стереотипы. Хорошо, все же подумала, что мне не 16 лет, меня-то не обмануть. Правда, на меня никто и не рассчитывает. К тому же, чужой опыт и знания, бывает, уцениваються намного быстрее и не только в чёрную пятницу. Вот в чем проблема. А деньги сколачивать надо, а сериалы они что, они всегда под рукой, к сожалению. Недавно утром, заканчивая разминку на той же Пейзажной аллее, поднялась по деревянной лестнице к Андреевской церкви, (кстати, лестница очень удобная, грамотно рассчитанные на среднюю длину шага, к тому же элегантную), оказалась у памятника Проне и Голохвастому, героев фильма «За двома зайцями». Раннее утро — вокруг никого, ни туристов, ни прохожих, и вдруг металическая Проня сама для себя захохотала, я даже вздрогнула. Конечно, сотни раз видела как туристы, ещё до поздней яркой осени, нажимая нужные кнопочки, как бы заставляя (а это новинка не давняя) разговаривать голосом актрисы, смеяться и шутить. И все это было слишком интенсивно и там что-то, похоже, сломалось в устройстве. И вокруг никого и этот смех, который никто не заказывал, на меня произвёл особое впечатление. Захотелось даже сказать — не волнуйся, Проня, твой персонаж точно звездный, без суеты и гонок в режиме маскинга. И все же — главный секрет в удовольствии, так хочется быть эмоциональной заложницей стоящих лент глубокой игры, насыщенной удивляющими нюансами.
Похоже, пора в театр. Вот там уж точно за маской не скроется ни бездарность, ни талант, к счастью.
