Каждое общество, в зависимости от присущих ему социокультурных практик, производит свои совершенно уникальные типы распределения насилия. Более того, даже каждое сообщество, в зависимости от своего строения и функционального устройства, производит лишь определенные типы насильственных практик и почти не способно производить другие. То же правило касается и управленческих систем, то есть государств. Иначе говоря, характерные типы насилия, их распределение во времени и пространстве и типичная для них инструментализация может служить неким отражением, за которым можно идентифицировать сообщество, общество или государство, сгенерировавшее это насилие. Это также касается и политического насилия, который мы обычно называем терроризмом. Поэтому я преимущественно осторожно отношусь к неизбирательному применению термина «международный терроризм»: слишком велика опасность ложного определения цели, и соблазн пренебречь разницей между террористами и социальными движениями, и записать в террористы всех, кому что-то не нравится. По той же причине я скептически смотрю на попытки россиян переложить свои преступления на других - слишком уж у них характерен паттерн, чтобы его можно было скрыть при их сегодняшних интеллектуальных способностях.
Так вот: тот паттерн насильственного поведения, который мы сейчас видим в исполнении наших внезапных «террористов», не был до сих пор присущим ни нашему обществу в целом, ни одному нашему сообществу в частности. До того момента, пока у нас не начали действовать враждебные диверсионные сети. А потом к ним присоединились еще более враждебные отечественные сценаристы развлекательных шоу. Если вы понимаете, о чем я ...
Юрий КОСТЮЧЕНКО, ученый, специалист по теории рисков и прикладных вопросов безопасности
