Услышав фразу, произнесенную с интуитивно наигранной легкостью, и запомнив, подумала, что она могла родиться в головах только персонажей из сливок общества плотной жирности, но оглянувшись, поняла, что молодцы, сказавшие: «...и деньги не радуют, и их отсутствие не бодрит», из подкупольного мандатного обслуживающего народ, персонала. Правда, то ли бывшего сезона то ли нынешнего не скажу, но особой разницы-то нет. Пропасть столь велика, я бы употребила, вульгарно велика, между бедностью, с которой они пожизненно сражаются, и самой жизнью, что уточнять, что значит в их понимании отсутствие денег не хотелось. Как в их гардеробе хаотично спаренные — Евросоюз и очень дорогая стилизованная Сорочинская ярмарка, так в их откровениях с трибуны, но мы по-прежнему не в силах отличить фас очередной обаяшки от профиля хищника. Их ежедневные разоблачения — как клизма заочно: не больно, но очищает шустро-шустро, правда, от денег, и только от денег, и глазом не моргнешь, как в очереди за субсидией окажешься. Не знаю, да и никто не знает, сумеют ли еще народившиеся младенцы гордиться своими деньгами, ведь это процесс сродни создаваемому годами доброму имени — он долгий-долгий, а иллюзии все худеют и худеют. Лет 20—25 назад энтузиазма простонародного было побольше, и хоть способы добывания валюты были примитивными, но многим казалось, что они вписываются, во всяком случае, не сидят на печи. Сын моей редакционной коллеги, тогда школьник, помню поехал с группой одноклассников в Польщу. Только потом мать заметила, что исчезла теннисная ракетка. Там продал — сумел несколько раз посетить кафе-мороженное да платный туалет и привезти целый капитал — 20 долларов. Потом они месяц пытались купить ракетку, чтобы не пропускать тренировки, да не смогли. Другие тоже подсуетились — так и вывозили то, что самим нужно. Сейчас у этого взрослого мальчика, а мы собрались на его семейное торжество, уже сеть спортивных магазинов, а на стене кабинета, он показал, висит футляр от той давней ракетки. Талисман. Желая нас развлечь, он вспомнил, что учась затем в Лондоне, узнал об очень живучей и яркой тамошней легенде, и пригласил нас в соседний киевский двор, где тоже живут экзоты — настоящие дикие вороны, представьте себе, в самом центре города и по совпадению, добавил, рядом с моим домом. Там и расскажу все, что запомнил. Кстати, уже подходя к огромным уличным клеткам во дворе, услышали от очередного экскурсовода словесное преувеличение птичьего долголетия. «И зачем? — отозвался еще и старожил двора и явно не чужой для этих птиц, мужчина, — ведь, знаю, в неволе вороны живут до 50 лет, а на воле — до 100. Так что 300, о которых слышу — миф. У нас Карлуше — девочке — 25 лет, а Корвину — мальчику — 23. Сейчас ведь модно, чтобы мужчина был моложе, хоть они пока не проявляют интерес друг к другу. Еще недавно у Карлуши был друг и они вместе Корвина прилично донимали, но став вдовой, девочка не первой молодости, поскромнела до весны, а там посмотрим», — рассказал посвященный в воронью жизнь собеседник. Корвин своим густым глубоким голосом все время повторял: «Корвин, Корвин», приглашая к общению, и отвлекшись от навязчивых параллелей из жизни выбранных нами хищников всех мастей, спросила совсем житейское и простенькое: «Ворон — это муж городской вороны?» «Да вы что, ворон — это дикая свободная птица, а ворона — городская обывательница», — услышали пояснение. Если какая-нибудь неопытная романтически настроенная ворона приблизится к его клетке, Корвин ее просто растерзает, он ненавидит этих, видимо, по его мнению, приземленных простушек. А вот воробышки, обратила внимание, свободно в клетках хищников что-то подъедают и их сильные птицы нежно обходят стороной. Подошла очередная группка джинсовонепредсказуемых подростков с их веселым задором друг перед другом выпендриться, и вмиг замолкла вместе с гидом, уже слушая, что нам рассказывал поживший в Лондоне наш давнейший школьник, продавший когда-то нужную ему самому ракетку. Из личной жизни воронов-аристократов он узнал, что они герои древней английской легенды, которая утверждает: пока живы вороны в Тауэре, ничего не может случиться с британской монархией. Конечно, воробей, родившийся в дорогой конюшне никакой не аристократ, но вороны Тауэра как бы опровергают это. Еще с ХVII века, когда те были самой распространенной птицей в Лондоне, а после пожара, во время которого выгорела большая часть города, вороны покинули Лондон. Когда же вернулись, оказалось, что их прежние гнезда сохранились главным образом только в Тауэре. Агрессивные птицы буквально осадили замок, нападали на людей и ожесточенно дрались друг с другом. Эти бесконечные вороньи баталии привели к тому, что власти Тауэра решили их уничтожить, но кто-то из придворных напомнил королю о легенде — если вороны покинут Тауэр, он сам обратится в прах. Так было решено назначить шесть воронов талисманами британской короны. Вот и незыблемо правило, и к ним даже приставлен хранитель, а из государственной казны на содержание тратятся немалые деньги.
Если бы киевские Корвин и Карлуша, кстати, эти птицы могут разговаривать, до конца понимали, что такое бывает не только в сказках, были бы поражены, они бы тоже не отказались.
Рабочий день хранителя в Тауэре начинается в 4.30 утра, птицы просыпаются рано, их выпускают из клетки, приближая к естественной легкости бытия. Кстати, забыл одну подробность — у хранителя еще несколько помощников. Один из них утверждал, что их питомцы намного умнее попугаев, которые только повторяют, что им говорят, а ворон, например, по имени Тор, понимал даже разницу между «это тебе» и «это мне» и каждое утро приветствовал, отвечая на «Доброе утро» хранителя своим гортанным «Хэлло!». Вороны замка питаются сбалансированной диетой, состоящей из мяса, разного рода зерновых добавок и винограда. Стоимость содержания птиц, считая и обслуживание, казне стоит недешево, но у англичан не принято на легенде экономить. Когда люди подходят к воронам слишком близко, птицы часто клюют их, обычно в палец или руку. В этом нет агрессии, просто для воронов это способ предупредить человека не заходить на их территорию, в противном случае они могут запросто откусить палец. Тем не менее, воронов-аристократов могут уволить за недостойное поведение, посадить под домашний арест, сослать за агрессивное поведение в зоосад, где жизнь намного скромней той, к которой они успели привыкнуть в замке. Надо же, ведь тоже бюджетники, а как живут! Правда, их всего шесть, и не знаю, как отразится на них благополучии развод с европейской семьей, но точно одно — и без моего волнения эти птицы-иностранцы проживут свою долгую жизнь прекрасно, а мне, да и всем, кажется, надолго уготован стереотип — слушая речь об очередном разоблачении новых воров, мысленно спрашивать: «За сколько толкаете?»
Понятно, что ответ и не предполагается, ведь все по их легенде: это тебе, а это мне.
