До сих пор немало людей – и теоретиков, и непосредственных участников событий 1990-2000 годов в бывшем СССР и нынешней России – пытаются разобраться, как победная поступь демократической революции, связанной с именами Горбачева и Ельцина, закончилась полным крахом, диктатурой экс-офицера КГБ, возвращением во многих отношениях к сумрачным временам сталинщины, брежневщины, а в некоторых аспектах к новой версии фашизма и нацизма в РФ.В этом отношении, как и во много других, российские демократы продемонстрировали феноменальную легкомысленность, удивительное умение не замечать очень существенные, порою решающие обстоятельства. Так Михаил Горбачев только в конце своей каденции осознал все сложные коллизии, связанные с тем, что руководит многонациональным государством. Это случилось тогда, когда СССР был обречен, и даже нечто вроде британского «Содружества наций» – как предлагал академик Сахаров – создать уже было невозможно.
Тем более, российские «революционеры» (кроме разве что Александра Яковлева) умудрились не почувствовать огромную угрозу от той страшной силы, содержавшуюся в советской тайной полиции, которой практически даже после ГКЧП не коснулись существенные изменения. Кроме нескольких генералов КГБ, непосредственно участвовавших в мятеже, остальные не пострадали. А главное – остался сам КГБ как мощный резервуар идеологической традиции, которая длилась еще со времен «опричнины». Советское и предыдущие российские общества хранили разделение общественной жизни на два уровня: тайный и открытый, публичный и скрытый. Причем тот, который не афишировался, всегда использовал особенные, неофициальные методы решения проблем, что были недоступны для общественного контроля.
Спецификой всех тоталитарных государств является неэмансипация партийного от государственного. Государство является собственностью партии, а партия огосударствливается. Как во времена Ивана Грозного – все было «царево», а сам Иван Васильевич и был государством.
Российские демократы эту страшную силу не ликвидировали, да и не очень пытались. Это она ликвидировала российских демократов. Представители этой чекистской касты имели собственное мнение относительно событий 1991 года. В частности ветеран КГБ Владимир Векшин так обо всем этом высказался: «Осознание ответственности, осмелюсь утверждать, все же превалировало у подавляющего большинства чекистов над четким, как ни у кого другого, пониманием того, в каком дерьме мы все жили. Поэтому и вина за август 1991 года и все его последствия в значительной степени лежит на них. Но то, что они и только они помогли реформаторскому движению выйти на политическую арену и победить, не стоит было бы забывать ни Ельцину, ни Горбачеву, ни другим политикам разного калибра. И это не дифирамбы в адрес КГБ, а констатация факта, о которых немногие знали, а кто знал – постарался забыть. Опомнившись и вытерев кровавые сопли, Ельцин пытается возобновить что-то вроде бывшего КГБ. Но, как говорят, поезд уже ушел». В действительности время Путина показало, что «поезд никуда не ушел». Чекизм стремительно возродился, потому что не умирал ни на секунду, а при Путине достиг предельных возможностей как внутри России, так и за ее пределами.
Определение чекизма как формы особенной идеологии и практики попробовал дать последний шеф КГБ (август-декабрь 1991 года) Вадим Бакатин: «Чекизм – это постоянный, ничем не ограниченный розыск и насилие над каждым, кто не укладывался в жесткую схему идеологии партии большевиков. Это полное слияние идеологии спецслужбы не с законом, а с идеологией руководящей партии».
А политолог-эмигрант Авторханов писал об этом так: «Сказать, что НКВД является «государством в государстве», значит, унизить значение НКВД, потому что сама постановка вопроса допускает наличие двух сил: нормального государства и сверхнормального НКВД, в то время как сила одна – универсальный чекизм. Чекизм государственный, чекизм партийный, чекизм коллективный, чекизм индивидуальный. Чекизм в идеологии, чекизм на практике. Чекизм от всемогущего Сталина до мизерного сексота».
В отличие от России, в ряде постсоветских государств власть понимала опасность чекизма. Радикальнее всего поступили страны Балтии – они на протяжении 1990-х собственные спецслужбы и армии успели построить с нуля, но то небольшие страны. Украина такой возможности не имела, потому был избран путь декагэбизации вновь созданной Службы безопасности Украины. Первый глава СБУ генерал Евгений Марчук приложил для этого достаточно большие усилия и добился незаурядных успехов, но позже Кучма и Янукович разрушили немало достигнутого. Особенно последний – при его президентстве СБУ в значительной степени превратилась в филиал ФСБ, состоялась рекагэбизация, следствием чего стала тотальная государственная измена офицеров этой спецслужбы в Крыму и Севастополе весной 2014-го. А в Беларуси КГБ осталась собой, с тем же названием и теми же методами как опора режима.
Ветеран СБУ полковник Запорожец отмечал: «Прекрасно понимая, что спецслужба всякой страны является такой и действует таким образом, как этого хочет власть, характер ее деятельности зависит также и от уровня развития демократии в обществе». С этим утверждением можно согласиться. Но как изменяется ситуация, когда сама спецслужба становится властью? Именно это случилось в настоящее время в Российской Федерации. Всевластие Путина – это функция всевластия спецслужб в РФ. Путин – символ российских спецслужб, их персонификация. И над ними нет никого: ни генерального секретаря, ни фюрера, ни царя. Они являются самодостаточной структурой, которая контролирует всех, а сама не контролируется никем. Путин – человек спецслужб, а не партийный работник, не чиновник. Он принадлежит ЧК, а ЧК принадлежит ему. Он является одним целым с миром спецслужб РФ. Это уникальный случай в истории человечества. Такой всецело неограниченной власти спецслужбы в России еще никогда не имели. Собственно, они сами являются властью. Реальная ситуация тотального планирования неминуемо проявится в возникновении специфической идеологии. Раньше «органы» паразитировали на официальном, «каноническом» советском марксизме. Теперь, судя по всему, появится особенная амальгама (она уже появляется) из элементов остатков марксизма, с идеологом российского шовинизма и фашизма (в стиле любимого философа В. Путина Ивана Ильина), из некоторых идеологических традиций российского царизма (идея Третьего Рима) и последних выдумок прокремлевских теоретиков («русский мир»).
Идет процесс тотальной «кагэбизации» РФ, начавшийся еще при российских демократах, о котором в 90-е годы ХХ века сказал шеф личной охраны Ельцина генерал-лейтенант Коржаков: «Но если бы случилось чудо, и в прессе появился список лишь тех агентов, которых граждане знают в лицо, в стране наступил бы политический кризис. На вопрос, кто наши лидеры, кто нами руководит, был бы однозначный ответ – агентура спецслужб».
Нынешняя Россия вернулась в те времена, от которых якобы хотела отречься 30 лет назад. Опять началось типичное для этой страны хождение по кругу, и попытка принудительно привлечь к этому процессу как можно больше ближних и дальних стран.
