Президент Белоруссии Александр Лукашенко принял в Минске парад в честь Дня независимости. Безо всяких опасений, что участвовавшие в параде российская бронетехника и живая сила бросят на праздник и саму независимость тень некоторой двусмысленности. Александр Лукашенко, впрочем, вообще не опасается ничего, особенно того, что связано с парадами и декорациями. Он не боится подозрений в непоследовательности, потому что он давно научился ее контролировать, и все, кому приходится в этой непоследовательности жить, давно привыкли к его успехам. В общем, Лукашенко принял в Минске парад российской бронетехники, после того, как неоднократно сообщил городу и миру о своей тревоге по поводу того, что эта бронетехника может войти в Белоруссию, как вошла в Крым. Тоже, кстати, без явного испуга.
ХОРОШИЕ НОВОСТИ ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА
Социологи из Независимого института социологии, экономики и политики, который Лукашенко уже давно изгнал из Белоруссии, и который по этой причине базируется в соседней Литве, сообщил, между тем, Лукашенко неплохие для него новости. Если десять лет назад, в пору оранжевой революции в Киеве, вероятность ее повторения у себя белорусы оценивали в 22 процента (невероятной ее считал 61 процент), то в апреле нынешнего года соотношение изменилось до 12 против 76. В июне Евромайдан и отстранение от власти Януковича положительно оценили 23 процента белорусов, отрицательно – 63. Присоединение Крыма к России сочли "империалистическим захватом, оккупацией" лишь 27 процентов, а "возвращением России русских земель, восстановление исторической справедливости" – 62.
Белоруссия – особый род консерватизма. В отличие от российского, белорусский не наступателен, он лишен главного: чувства врага. В том, что таковые повсюду, среди белорусов убеждены лишь менее 13 процентов. Консерватизм – это просто привычка жить, с которой пришлось смириться – как пришлось смириться со стилем своего государства, которое уже просто нет сил считать особенным и экзотичным. Это могут позволить себе те, кому в государстве Лукашенко жить не приходится, а белорусам незачем теоретизировать насчет противоречивости своего миропонимания, в рамках которого они не питают никаких иллюзий насчет своего президента. Однако по мере развития украинского сюжета они крепят свою былую и неизбывную в него веру, и рейтинг Лукашенко, еще недавно опустившийся, казалось бы, до вменяемых 38 процентов, вновь взмыл к триумфальным 50-ти.
В Белоруссии нет майдана, и его не будет, и это в рамках повсеместного согласия - благо, потому что в стране обреченного консервативного оптимизма изменение не к добру, хоть число уверенных в пользе неизменности происходящего тоже неуклонно падает. Белоруссия – последний форпост советских привычек и инерции, за тем, как они затухают, то есть, за собой, белорусы могут наблюдать со стороны, с улыбкой. И они будто и улыбаются, потому что всерьез о почтении к Батьке говорить здесь уже давно не принято, а кроме него чтить все равно некого.
Такова основная формула этой белорусской, а на самом деле, нашей обобщенной, но доведенной здесь до логического, беспримесного и аллегорического абсолюта арифметики. Они ни в чем не виноваты – те, кому больше некому верить, кроме дикторов, рассказывающих им про хунту в Киеве и карателей в Славянске. Этому невозможно противостоять, особенно, когда это противостояние нисколько не облегчает жизнь. А потому еще неприятнее любая оппозиция, которая может довести дело до майдана и у них, и тем выше рейтинг президента.
ПЛОХИЕ НОВОСТИ ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА
И теплая ностальгия по всему утерянному – как единственная альтернатива и инстинктивное бегство. В том числе, и от свободы, которой все равно не быть. По мере майданизации окружающего пространства, НИСЭПИ отмечает и неутешительную для западников динамику и в части предпочтений союзов – Европейского и Таможенного. Сегодня за вступление в Европейский Союз " проголосовали бы 27 процентов, против 51. А еще ведь в декабре «европейцы» еще чуть-чуть обходили «евразийцев» – 36 на 34.6. Хотя в марте уже проигрывали, но не так разгромно – 30:44.
С этими предпочтениями все довольно причудливо. Европа для гражданина, как всегда невесело отмечали в НИСЭПИ, — это не ценности и образ жизни, а благополучие без всяких размышлений о его демократической природе. И времена изменились: раньше тоску по временам всеобщего равенства и братства пробуждало ухудшение жизни. Потом стало наоборот: народ догадался, что именно эта привычка инстинктивно смотреть назад всему и виной, и потому чем в Белоруссии становилось хуже, чем ниже опускался рейтинг президента, тем заманчивее был Запад. И уже много лет социологи отмечают в Белоруссии неуклонное превышение западных предпочтений перед восточными, что уже стало привычным – как сама независимость.
Майдан реанимировал инстинкты, и это отнюдь не только белорусский сюжет, просто в Белоруссии он вычислен с точностью до процента. Не то чтобы Европа была виновата в карательных акциях хунты и фашистов, хотя, конечно, не без этого – российский эфир всепроникающ, и в Белоруссии телевидение свое дело с той же исправностью делает. Но, как эфир, это убеждение эфемерно, и завтра, по мере изменения риторики рассеется. А вот привычка собираться в одну братскую компанию и верить тем, с кем связывает, пусть и обессмысленное и изрядно опостылевшее, но общее прошлое обостряется с каждой новой пертурбацией.
И это вполне понятное и логичное наблюдение может испортить Александру Лукашенко любой праздник его независимости.
ПАРАД СУВЕРЕНИТЕТА
Ностальгия всегда была для Лукашенко материей инструментальной. Но с тех пор, как пришлось расстаться с мечтой возглавить бескрайность от Бреста до Находки, эта ностальгия стала отдавать для него беспокойной двусмысленностью. И неслучайно Лукашенко столько сил потратил на то, чтобы перехватить у оппозиционеров суверенные лозунги. Их интересы совпали: только осознание белорусами себя гражданами независимого и состоявшегося государства давало Лукашенко определенную гарантию суверенности его собственной власти, на которую Москва покушалась все более откровенно. Потому Лукашенко и не упускал ни одного случая набрать очко в этой игре, или добавить метр-другой к той дистанции, которую он наращивал в отношениях с Кремлем, трансформируя их из жанра небезопасного братства в оптимальный для себя симбиоз.
И тут – Майдан и АТО. Социологи фиксируют: в отличие от былых времен Восток и Запад перестали быть сообщающимися сосудами - умножение симпатий в одну сторону уже не означает их уменьшения на другом направлении. За объединение с Россией не проголосовал бы сегодня даже каждый четвертый белорус. Усилия Лукашенко не пропали зря. И лишь трое из десяти допускают, что Россия может заинтересоваться какой-нибудь возможностью повторить в Белоруссии что-нибудь крымское. Но на риторический вопрос о том, что будет, если на белорусскую землю все же ступит, как тревожился в крымские дни Лукашенко, российский сапог, исследование НИСЭПИ дает весьма неутешительный для него ответ: о готовности сопротивляться с оружием в руках заявили лишь 14 процентов. Почти 48 "стремились бы приспособиться к новой ситуации". А 16-17 процентов и вовсе "приветствовали бы эти изменения".
Так что, вполне постсоветские реакции вверенного населения на происходящее в Украине для Лукашенко оказалось материей и двусмысленной, и обоюдоострой. Органичная нелюбовь к майданам, спасительная и вдохновляющая для всех постсоветских вожаков, оказывается, имеет свою логику продолжения, столь же органичную и куда более для этих вожаков тревожную.
Как либерализм обречен быть центробежным и антикремлевским, так и бегство от свободы пробуждает к новой жизни, помимо прочей ностальгии, тоску по историческому единству. Со всем безразличием к той лично-государственной независимости, которую независимости, которую лидеры новых постсоветских вотчин так скрупулезно себе выстраивали. Что, конечно, для этих лидеров оказывается весьма неприятным открытием, и Лукашенко, как во многом другом, вызвался апробировать его первым. Между Майданом и Кремлем Лукашенко выбирает грандиозный парад в честь независимости. С участием российской бронетехники, конечно.
