Чем отличается журналист от человека, читающего прессу? Ничем, кроме одного качества. Журналист никому не верит на слово. Любимому политику, уважаемому министру, авторитетному изданию, мнению большинства и рассказам очевидцев. Все гирлянды из слов, которые зажигаются во тьме информационного космоса, нужно сначала разглядеть в бинокль или микроскоп, проверить происхождение, сопоставить со своими знаниями о предмете, и лишь потом написать. Но кто ж будет тратить время на всю эту возню с идентификацией за менее чем скромный гонорар?
Стимулов для добросовестного труда на газетно-эфирных нивах, увы, не много. Огромное количество изданий плохо кормят поредевшие ряды рекламодателей. Финансирование из бюджетов разных уровней тоже не ведет к процветанию удостоенных такой чести СМИ. Возникает что-то похожее на винодельческую проблему с «большой нагрузкой на куст», когда хотят снять обильный урожай, не увеличивая площади насаждений и питательную среду корней. Получается много кислых и мелких ягод. В Одессе я насчитал больше 20 телекомпаний. В Киеве — две дюжины (если не больше) «центральных и национальных « изданий, территория распространения которых ограничивается Василькивом. Это в два раза больше чем в Лондоне broadsheets, то есть газет большого формата, рассчитанных на просвещенную публику. То же самое можно сказать о таблоидах в глянце, и в менее гладком исполнении. Получается, наша бедная страна по количеству наименований периодики переплюнула самые развитые, с большими экономиками, высокой покупательной способностью и приличным уровнем образования населения.
Как же удалось совершить такой прорыв на медийном поле? Где тайна размножения СМИ в Украине?
В давние времена прощания с советским укладом жизни, было естественно разворачивать бизнес-инициативу на пустом месте и без стартовых капиталов. По линии СМИ — особенно. Три образованных женщины вместе с самородком копьютерного дизайна запросто могли выпускать международный журнал для бизнес элиты у себя на квартире. После черно-белой секретной жизни в СССР цветная печать и отсутствие цензуры завораживали рекламодателя, и он шел в издание не глядя, щедро оплачивая тираж в 1000 экземпляров купленной страницей обложки. Потом началась эра больших проектов, где каждый уважающий себя политик, он же крупный собственник приобретал официально или покупал подпиской на годовую рекламу какое-нибудь печатное или эфирное СМИ в масштабах своих амбиций: районных, областных или центральных. Привычка привязывать прессу к административно-территориальному устройству осталась у нас с давних времен, как и привычка решать большие задачи малыми творческими силами.
К началу нового тысячелетия украинской информационное поле обильно колосилось и плодоносило в размерах, достаточных для пропитания его тружеников. Кризис, а точнее крах экономической модели постсоветского периода, ударил по всем печатным и электронным изданиям, но не изменил их внутреннюю и внешнюю организацию.
Пресса осталась зависимой от собственников больше, чем от общества. Она превратилась в инструмент информационных и психологических манипуляций, где каждая редакция — отдельная вотчина со своим уставом, правилами и специфичными представлениями о добре и зле. Что у одних считается позором, то у других называется славой.
В последние годы процесс девальвации журналистского слова приобрел угрожающие размеры. Мы стали свидетелями громких скандалов с развалом телевизионных каналов, внезапного угасания крупных изданий, профессионального краха информационных агентств. Союз продажных политиков с продажными журналистами создал монстра, поглотившего основной объект общественного внимания, то есть причины событий. Общество получает информацию лишь о происшедшем, лишаясь права узнать главное: в мукачевских войнах, в черниговских предвыборных схватках, в положении на восточном фронте... Потому, что анализ и дезинформация подаются в виде одного коктейля об ингредиентах которого можно догадаться лишь по фрукту на стенке бокала.
Украинские СМИ оказались одной из самых запущенных отраслей социально-экономической системы. Отсюда, из отживающей свой век информационной среды прошлого века, исходят основные сигналы о реформах в стране. Порой, авторы этих сигналов — одиозные журналисты, не раз замеченные в связях с коррупцией и торговле профессиональными принципами. Тем не менее, им подают руки и предоставляют трибуны коллеги, на них равняются студенты профильных вузов, мечтающие набирать тексты в номерах отелей, которые может позволить себе не каждый менеджер крупной компании.
Конечно же, зарплата пишущего не является условием качественной журналистики. Как и в медицине, образовании и культуре деньги решают не все. Но решают. Мы ведь не станем строить здание, если нет средств закупить цемент. В каждом деле существует некий минимум ресурсов, ниже которого любой специалист не опустится. В журналистике тоже. Просто в нашей профессии трудно калькулировать затраты. Но со временем экономия на них обнаруживается в дефектах. Сокращаются жанры, пропадают интервью с лидерами мнений международного уровня, исчезают профессии, например, журналиста-международника, сокращается круг экспертов и авторов изданий, а главное — критерии профессионального мастерства. Блоггер, анализирующий события с помощью легко усваиваемых матерных выражений и расхожих фраз, становится главным поставщиком информации, а байки, рассказанные олигархом в парилке — политическим прогнозом от подслушавшей их дамы с диктофоном.
Что противопоставить мутному медийному стриму в час, когда слово разрушительней снаряда? Наверное, как и везде в мире — новый стандарт. Чтобы владельцы заводов и пароходов относились к газетам иначе, чем к эксплуатируемой собственности. Чтобы во всех редакциях была одна рулетка для измерения величины правды и лжи. Чтобы денег хватало на добавление цемента в наши дворцы из песка. Вроде стандарта IPSO (Independent Press Standards Organisation) как в Англии, или принятых в странах Евросоюза профессиональных кодексов. Иначе все мы обречены присутствовать на печальных обрядах превращения крови и слез в чьи то хлеба и вина.
