Когда Франция лишилась Эльзаса и Лотарингии по итогам франко-прусской войны 1870-71 гг., ее внешняя политика на сорок с лишним лет оказалась заложником этого печального обстоятельства.
Германия – заклятый враг – была сильнее, но ненамного. В 1900 году и население, и ВНП Франции составляли около 70% немецких. В таких условиях ставку необходимо было делать на дипломатию, но за альянсы с Британией и Россией пришлось дорого заплатить.
Первая мировая война – конечный пункт назначения – оставила французов в лагере победителей, но вряд ли создала для них мир лучший, чем довоенный. Утрата гибкости и полная стратегическая предсказуемость редко бывают признаками хорошей внешней политики.
Наш ВНП – 7% российского, а военный бюджет – в десять раз меньше. Два с лишним года после утраты Крыма и российской агрессии мы подчиняем свою внешнюю политику стремлению стать частью евроатлантического пространства и таким образом привлечь НАТО и ЕС к решению наших проблем. Другой стратегии у нас нет, равно как и нет готовности к возможным изменениям международной среды, пока все еще благоприятной для нас.
Между тем, очевидны два момента: изменения ситуации неизбежны, и они вряд ли будут для нас выгодными; а наша «стратегия» не только не работает, но и стратегией может называться с большой натяжкой. Продолжение такого рода деятельности рискует окончательно превратить нас в заложников чужих решений или внешних обстоятельств.
Украине нужна действенная стратегия внешней политики и национальной безопасности, опирающаяся на трезвую оценку ситуации и принципы здравого реализма. Она должна расставлять приоритеты и фокусироваться на вопросах первоочередной важности. Это не должна быть политика, направленная на получение безвизового режима, но должна быть политика нахождения и эксплуатации адекватного места Украины в системе региональной безопасности.
Эта система сегодня в плачевном состоянии. Все привычные для нас ориентиры и цели сдвинулись. Членство в НАТО, сближение с ЕС, «замороженные конфликты» - привычные приоритеты украинской политики последних лет изменили свое значение. Это необходимо осознать. Проведение прошлой стратегии балансирования и обмена своих внешнеполитических приоритетов на разного рода экономические выгоды полностью исчерпало свои возможности, не говоря уже о том, что техническое воплощение такого подхода в виде «многовекторности» привело к потере Украиной части своей территории.
Сегодня мы оказались в системе, очень похожей на гоббсианский мир «войны всех против всех». В таком месте царят принципы реализма, и именно они обычно становятся спасением для средних и малых государств. Нормативной силы России хватило на то, чтобы изменить реальность в непосредственной близости от своих границ, пусть и неоправданно высокой ценой. Нам эту реальность предстоит оценить.
Действующий ныне план «А» нашей внешней политики весьма прост и рассчитан на старые реалии – те, в которых Украина привыкла растрачивать свои исторические шансы в течение предыдущих 25 лет. Новый план должен исходить из того, что мы – по большей части проблема, а не решение для современной системы безопасности. А значит, любые разговоры о членстве в НАТО или ЕС потребуют огромных предварительных усилий и, судя по темпу уже предпринимаемых, очень длительного периода времени.
Превратиться из проблемы в ее решение – необходимое условие существования Украины как субъекта европейской политики. После этого на повестке дня может всерьез появиться вопрос нашего членства в НАТО. Обратная последовательность работать не будет. Но превращение в решение – сложная задача. Для ее выполнения целесообразно иметь в виду следующие соображения.
Во-первых, «усилия» России трансформировали концептуальные основы европейской безопасности: выросло значение военной силы; снизился уровень доверия – в отдельных случаях критически; геополитический компонент приобрел дополнительный вес; а степень предсказуемости политических процессов значительно снизилась.
Во-вторых, - и это принципиальное отличие от ситуации трехлетней давности – интересам Украины в большей степени отвечает сдерживание и конфронтация, чем рост сотрудничества и взаимозависимости между Россией и Европой и НАТО. В первом случае есть риск стать предметом договоренностей, во втором – возможность предложить свое участие. Крах Восточного партнерства, помимо всего прочего, означает отказ от ставки на взаимозависимость и интеграцию в качестве ключевых инструментов обеспечения мира в Европе. Если какая-то историческая параллель с событиями столетней давности уместна, то это в обоих случаях неспособность взаимозависимости высокого уровня преодолеть давление дилеммы безопасности.
В-третьих, внешняя политика Украины в более опасном мире и в большей степени ориентированная на собственные интересы неизбежно будет более реалистичной, прагматичной и менее окрашенной в тона несбыточных надежд. Реализм предполагает конкретные принципы. Первый из них – это ориентация на силовые потенциалы, а не намерения других. Предполагаемые союзники и дипломатическая поддержка – недостаточные инструменты для проведения надежной внешней политики. Работающие союзы лучше, чем потенциальные, а собственный силовой потенциал полезно увеличивать в любом случае. Далее, исходить из худшего возможного сценария всегда лучше, чем строить свою политику на надеждах, ожиданиях или обещаниях. Предполагаемый распад России может работать в качестве новогоднего желания – не факт, что самого лучшего – но он не может быть основой стратегии. Это же касается и других маловероятных, но желаемых событий.
Скорее рано, чем поздно, наступит момент, когда старые, привычные якоря нашей внешней политики перестанут работать окончательно. Внесение серьезных концептуальных изменений в нашу внешнюю политику становится все более важным, срочным и ответственным заданием.
Николай КАПИТОНЕНКО, исполнительный директор Центра исследования международных отношений, специально для «Дня»
