Начну с того, что кажется главным.
Наступил мир по Путину. С захвата Крыма наступил. Была Россия по Путину, стал мир по Путину. Надо менять отправную точку всех рассуждений — иначе все мы станем ходячим анахронизмом. Можно оказаться вне времени, если жить прошлым. Еще раз повторяю: я о смене отправной точки всех рассуждений и планов. Чем скорее, тем лучше. И это не вы и мы, если говорить о русских и украинцах. Это всего мира касается. Иначе он обойдется без нас.
Вот такое мое предостережение. Оно неприятно, потому что ставит под сомнение повседневные занятия и привычные разговоры, поэтому я отношусь как к должному к той агрессии, с которой сталкиваюсь. Но эту тему считаю самой важной сейчас.
И чтобы понять мир по Путину, надо разобраться с Россией по Путину. Собственно, здесь могло быть любое другое имя. Он всего лишь исполнитель. Нынешний русский цикл — 75 лет. Именно столько прошло с того дня, когда СССР вместе снацистской Германией начал Вторую мировую войну, осуществляя русскую программу имперского расширения, приращения русского мира. И неважно, что тогда это произошло в союзе с Гитлером, а продолжено было после победы над ним. И совершенно несущественна коммунистическая оболочка -оболочка может быть любой. Главное — экспансия, навязывание своей модели развития, своей картины мира другим народам. Даже семейная преемственность наблюдается: внук Молотова Вячеслав Никонов — ныне один из идеологов русской экспансии.
Работает русская матрица, перешедшая из Византии и обогащенная опытом Орды. Повторю уже сказанное. Под русской матрицей следует, на мой взгляд, понимать совокупность предрассудочных, не нуждающихся в рациональном обосновании, отвергающих его стереотипов, лежащих в основе картины мира, национальной самоидентификации, системы ценностей и основанных на ней стандартов поведения при постановке и решении социально и национально значимых задач.
Усвоение этих стереотипов, то есть реализация матрицы, происходит в процессе социализации личности, в котором участвуют самые разные общественные институты — от семьи и детского сада до армии и тюрьмы. А ныне в этом процессе все более важную роль играют средства массовой коммуникации — от медиа до социальных сетей.
Вот именно на этом и стоит сосредоточить внимание. Не на военных сводках и не заклинаниях о скором падении режима Путина, органичного русскому социуму и даже русской оппозиции, которой нет. Социокультурная матрица едина для тех, кто готов уничтожить друг друга, но не саму матрицу. Тоталитаризм — результат совместных усилий всего общества. В течение последних тридцати лет оппозиция занималась чем угодно, но не самым главным — она не ставила под вопрос политику на постсоветском пространстве, не могла понять, что тоталитарная реставрация началась с поддержки Приднестровья, Абхазии, крымского сепаратизма.
И именно СМИ, в которых работали представители прогрессивной общественности, а ныне — русской интеллигенции — легитимировали нынешнюю войну. Это мы выяснили в разговоре с одной гражданкой Украины, которая полагала, что официальное объявление войны сделает врагами всех украинцев, а не только киевскую хунту и бандеровцев. Ответ мой был: «успокойтесь — все гораздо хуже». Русские СМИ сделали совершенно ненужной институциональную легитимацию войны, превратив Украину и украинцев в исчадие ада и извергов рода человеческого.
Раньше то же самое было проделано с Америкой и Европой. Причем в самые тяжкие времена антиамериканизм и ксенофобия не были столь тотальны. В «Русском вопросе» Константина Симонова и в фильме Григория Александрова «Встрече на Эльбе» присутствовали прогрессивные, честные и симпатичные граждане США. А сейчас они все, в лучшем случае, «американцы тупые».
Так что русской интеллигенции никак не уйти от ответственности.
Судя по информации, в основном из украинских СМИ, Россия одерживает победу, воюя как обычно — не считаясь с потерями. Из обитателей цинковых ящиков начнут делать героев. И не надо вспоминать Афганистан: сейчас воюют контрактники. Их привело на войну не призывное рабство. Социальная жизнь устроена так, что выталкивает человека на войну.
Вот это очень важная тема — связь имперского расширения с особенностями социального устройства и экономики. Круг конкретных проблем огромен, но никто этим не занимается. И здесь я лишь попробую их обозначить.
Русские интервенты в Украине являются частью общей социальной системы. Они боеспособны, обучены и не имеют моральных ограничений. Сказки о разваливающейся армии, которые в ходу в СМИ и социальных сетях, описывают ситуацию с точностью до наоборот. Это уже понятно западным аналитикам. Не буду ссылаться на то, что русская армия накопила огромный опыт боевых действий, что в нее вложены огромные деньги, что она вполне соответствует технологическому и интеллектуальному уровню современного военного дела. Русская армия — и это самое главное — столь же органична общественному, политическому и экономическому устройству России, как соответствовала она ему при Петре I, Екатерине II, Сталине и Брежневе.
В советские времена армия выполняла социализирующие функции для всего мужского населения страны. Сохранила она их и теперь, но отделила их от собственно военных, что ее заметно усилило. Контрактники, вытеснившие срочников еще в ходе первой чеченской войны, сформировали особую социальную касту.
В русской прессе мотивацию контрактников объясняют невозможностью найти работу. На это слышатся возражения: работа всегда есть. Спор этот бесполезен, потому что сводит все к одному примитивному вопросу. А он часть общей проблемы — проблемы социализации, соответствия имущественных и социальных статусов, которые далеко не всегда находятся в прямой зависимости. В патриархальном обществе это видно на примере миллионеров-золотарей в купеческой Москве, в более продвинутом социуме — это лопающиеся от денег, но не допущенные в истеблишмент доны мафии.
Вся социальная система России глубоко милитаризована, работает на войну. И далеко не всегда эта милитаризация очевидна. Имущественное расслоение общества — на грани поляризации — выталкивает людей в армию. Тем самым они выводятся из общественно-политического пространства. На это работает и отсутствие институтов социальной защиты, и ничтожество профсоюзов, так и оставшихся государственно-рептильными, и все те же медиа с их культом войны и насилия во всем — от информационных программ до сериалов и даже развлекательных шоу.
Система пока еще не нуждается в тотальной мобилизации, но весьма успешно проводит селекцию солдат империи.
Это один из видов связи имперского расширения — с социальной политикой. Но есть еще и другое — связь с бизнесом самых разных уровней и масштабов. На высшем уровне здесь самый главный бизнес — освоение бюджета. Повторю еще раз: захват Крыма — это еще и перемещение всей машины освоения денег налогоплательщиков из Сочи на аннексированную территорию. Даже куратор остался тот же — Дмитрий Козак. Но это только верхушка.
С 1992 года все конфликты на постсоветском пространстве имеют бизнес-составляющую. Криминальную и не очень, бюджетную и коммерческую, масштабную и мелкую. Разоренное Приднестровье, гниющая Абхазия, нищая Южная Осетия — результат этой деловой активности. Таковы же перспективы Крыма.
И это сознательная политика Кремля, отказывающегося от признания полноценного суверенитета и правосубъектности бывших союзных республик. Создание пояса сепаратизма, нестабильности и нищеты было начато еще Анатолием Лукьяновым, объединившего нардепов от автономий и промосковских движений в противовес союзным республикам. Называлось это объединение группа «Союз». Путин не придумал ничего нового. Это такая же преемственность, как преемственность продразверстки, первые опыты которой относятся к 1916 году. И, разумеется, такая же преемственность, как подавление большевиками национальных движений куда более кроваво и решительно, чем при самодержавии. Русская матрица.
И есть еще один вид бизнеса, процветавший в довоенные времена.— это выборы в государствах бывшего СССР. Ведь это и бизнес и политика одновременно. Вспомним Грузию. Путин сейчас может замириться, отняв у Украины еще и Донбасс, и начнет войну на ином фронте — на выборах. Глеб Павловский с Маратом Гельманом уже вовсю суетятся и выступают в украинских СМИ. Весьма вероятно, что их тоже призовут, как и в 2004 году. Хотя сейчас у Кремля политтехнологи покруче имеются. За военными сводками можно проглядеть открытие электорального фронта.
Все это лишь отдельные наблюдения над единством социальной организации русского общества и действиями России. Подобные исследования, конечно, надо продолжать, ибо, судя по всему, Путин сел на велосипед. Выбранная им стратегия может быть названа велосипедной: остановишься — упадешь. Касается это и внешней агрессии, и удержания власти внутри страны.
Дмитрий ШУШАРИН, историк, публицист; Москва, специально для «Дня»
