ХХI век исходит усталостью, мелкой скукой, оскоминой от «надежд и свершений». Единственная надежда — апокалипсис в этом списке не значится. От него устали в первую очередь, ему не верят, хотя визит его более чем вероятен — не то что в том веке, когда самой громкой драмой объявляли убийство Сади Карно и смерть под колесами авто, несшегося со скоростью 15 миль в час. При таком положении вещей искусству делать нечего, только выпускать вечерние фейерверки. Отражать — что? Реальность — какую?
Что за урожай пожнет зритель дня грядущего, созерцая произведения реализма конца ХХ — начала ХХI веков? «На новом украинском заводе» (и когда такие появятся?), «Допрос УНСОвца», «Менеджеры пишут письмо налоговому инспектору», «Утро рекетирской казни» (это, как в том анекдоте — «Сказки и фантастика на другой полочке»), «После побоища Слободана Милошевича с натовскими ястребами», «Жена Президента встречает украинских художников» (а что, такое произведение действительно существует...)
В современном реализме есть что-то сомнамбулическое, жуткое. Его состояние — жизнь после смерти. Как зловещий Чезари, направленный доктором Калигари, ныкает он по выставочным залам, загрязняет своей слизью стены музеев, заполняет салоны и частные собрания. Скрежет его заржавевших конечностей раздается повсюду... И мы, кролики, готовы ему в очередной раз поверить.
Обманывая нас более 70 лет, реализм в «новом обществе» встал на колени перед господином Капиталом. В ХIХ веке он хотя бы создавал видимость переживаний за судьбу «униженных и оскорбленных». В конце ХХ века он — «шестерка» на побегушках у очередного «пахана», «повара в законе», который и относится к нему соответственно — как к «шестерке». А сами реалисты? Кипят злобой, когда речь идет о хилом отечественном постмодерне (который им, к сожалению, пока не конкурент) — но когда речь идет о вельможном заказчике, примирительно бормочут: «а что... он хороший парень, симпатичный...»
Знаю нескольких мастаков (кстати, небесталанных), которые с гордостью говорят о себе: «Я — скульптор Президента». Конечно, в этом не может быть ничегошеньки унизительного... И все- таки... Можете себе вообразить, чтобы Илья Ефимович Репин, у которого царь купил «Запорожцев» за 30 тысяч старых, добрых рублей и который (Репин, не царь) выполнял суперответственные госзаказы, сказал бы о себе: «Я — художник Государя Императора»? Такого титула достигали разве что салонные фотографы; чтобы изнанка их дагерротипов лоснилась от многочисленных медалей и вензелей.
Все. Приехали. Новых серовых, репиных, новых щедриных и чеховых больше не будет. Будут «новые»... культурлакеи, для которых основным искусством окажется громкая фраза. Писатели будут переживать за родной язык, а не за судьбу его обиженных носителей (им на них глубоко начхать). Художники вместо Ленина будут писать Христа... с кровавой, лукавой улыбкой на устах — следовательно, не Христа, а Иуду. Актеры будут паясничать, как паясничали раньше. Искусствоведы будут составлять оплачиваемые панегирики, с мазохистической завистью перечисляя количество чужих заграничных выставок.
Положа руку на сердце — они нас «кинули», и не как «предатели» (слишком почетная для них роль), а именно как «кидалы». Но разве это произошло сегодня или вчера? Был, был у нас «укрсоц» («англсоц», к счастью для гордых бритов, не сошел со страниц Оруелла). Самое страшное, что, если бы не было у нас такого действительно талантливого, такого убеждающего искусства, идея коммунизма не смогла бы овладеть мозгами миллионов. «Очень трудно, почти невозможно вообразить, как могла бы номенклатура руководить страной при помощи идеологии», — пишет Ю. Каграманов в «Новом мире», — если бы культура не проявила к ней (идеологии) некоторой чуткости, не стала бы ей подыгрывать... Нельзя не уличить ее в измене русской культурной традиции. Подчиняясь указанию свыше, она закрыла дверь в глубины бытия. Ее задушевность без духовности только делала постоянной ложь, в которой погрязла жизнь».
Сегодня реализм соцэпохи пытаются стремительно реабилитировать. Мол, рисовали только цветочки и скамейки в парке, своих красивых женушек и мечтательные рассветы... (Провинциальный автор Ефименко и ныне рисует букеты... в Париже. 15 лет назад он увековечивал партийные съезды. И где справедливость? Или совсем французы ослепли?..) Не трогайте их, они хорошие — последствия такой политики могут быть непредсказуемы. Еще раз придя к власти, реалисты еще раз обменяются друг с другом премиями и лавровыми венками, а потом сделают все, чтобы не появилось искусство, в котором отсутствует сюжет, светотень, объем, главная идея etс. За судьбу носителей альтернативного искусства я тогда не дам и ломаного гроша.
Но существует месть Истории, которая не будет учитывать очередную политическую выходку. Реализм, конечно, останется. На обочине. В музеях (для классики). В салонах (украшать обои в гостиной). В учебных заведениях (для воспитания поколения будущих бунтарей). На Андреевском спуске (для провинциалов). Количественно он, возможно, еще и будет превосходить произведения всех других направлений. Но магистральный путь развития искусства в ХХI веке пройдет в других широтах, будут прокладывать его те мастера, имен которых мы, очевидно, еще и не знаем...
Наш реализм, назад греби. В Коммунии — была! — остановка.
