История — это мощный механизм интеграции. Может, самый мощный из всех, которые придумало человечество. Именно поэтому история всегда была обязательным элементом образовательных программ. Увлекательные исторические сюжеты позволяют школьникам коснуться реалий мира, более широкого, чем тот единственный, который был им до тех пор знаком, — мира семьи или рода. Нет другого настолько же действенного способа ввести маленького человека в мир социального и политического сожительства.
Используют интегративный потенциал истории не только педагоги. Хорошо понимают его эффективность и политики.
Недаром марксисты в своей агитационной деятельности опирались на марксистский концепт истории. В центре его было утверждение, что классовая борьба является основной движущей силой и содержанием истории. Следовательно, интеграция со всемирно-историческим процессом оказывалась возможной прежде всего через участие в этой классовой борьбе — конечно, на стороне победоносного проводника, КПСС.
Такое направление общественно-политической мысли и теории, как национализм, имеет другое виденье — что естественным способом приобщиться к истории является участие в борьбе наций за самоопределение. Ведь всемирную историю трактуют как историю происхождения и развития наций. Но, конечно, больше всего внимания в этом случае уделяется истории отечественной. Она подается как движение нации от самоосознания, через национальную мобилизацию — и, наконец, к построению такого государства, где нация будет иметь все возможности для развития через приобретение полноты власти.
Этот тип исторического нарратива настолько распространен в современной Украине, что может показаться единственно возможным. Или по крайней мере единственно действенным в деле преодоления тоталитарного советского наследия и реформирования страны.
ГЕТМАН ПАВЛО СКОРОПАДСКИЙ В РАБОЧЕМ КАБИНЕТЕ. КИЕВ. 1918 Г.
Именно под этим углом чаще всего смотрят и на Украинскую революцию 1917—1921 гг. Главным стержнем конфликта, главной интригой ее чаще всего определяют борьбу за доминирование в Украине двух проектов — националистического и большевистского. Признание Украинской революции отдельным историческим событием, собственно революцией, происходит через акцентирование на ее национальном характере. Основана даже традиция употребления нарратива «Украинская национальная революция 1917—1921 гг.», хотя он и не стал еще общеупотребительным.
В этом противопоставлении исчезает важное содержание событий того времени, а именно — содержание утверждения либерального мировоззрения, прежде всего ценности личности, ее прав и свобод, а также правового государства, которое их обеспечивает.
ЛИБЕРАЛЬНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ — ПРЕРОГАТИВА ЭЛИТ
Сразу всплывает в памяти расслоение Майдана: на либеральный и националистически ориентированный. Обе эти составляющие протестного движения отстаивали свободу и независимость Украины, но каждая исходя из своих мотивов. И мотивы либералов возводить к мотивам национального самоутверждения крайне неверно.
С интеграцией в либеральную традицию у нас в Украине действительно есть определенные проблемы исторического характера. И это при том, что современная Украина развивается прежде всего как страна либеральной ориентации. Преимущество партиям с соответствующими программами отдает убедительное большинство жителей Украины. Поддержку националистических партий и левых движений нельзя и близко сравнить с поддержкой либералов или центристов.
Но при этом украинцы якобы лишены соответствующей истории — украинской истории как истории целенаправленного построения демократического правового государства, с приматом интересов личности, а не группы.
Осознание этого позволяет лучше понимать проблемы интеграции Украины в либеральный мир. А проблемы такой интеграции мы видим на всех уровнях — от индивидуального до геополитического. Это, в частности, усложняет и евроинтеграцию Украины.
Либеральная история в Украине действительно имела не слишком большое представительство. Архаичная Российская империя не признавала свободы личности и прав наций большую часть периода своего существования. Немного больше повезло западным украинцам, которые имели по крайней мере основные права, провозглашенные конституциями империи Габсбургов 1848 и 1867 гг. Советский Союз, воспроизводя российские имперские установки, проводил взгляд на человека как на винтик государственного механизма, а права наций провозглашал лишь декларативно.
Но традиция построения демократического государства в Украине была основана не в 1991 году, при обретении независимости. Украинская революция, хотя и на очень непродолжительной дистанции, вместила в себя либеральный проект. Таковы, в основном, был проект Гетманата Павла Скоропадского.
Так исторически сложилось, что в Украине носителями либеральных ценностей становились элиты, а не широкие народные массы. Ретроспективно можно убедиться в этом. Недаром автором первой украинской Конституции был Пилип Орлик, представитель благородного рода, гетман. Перспективу демократических преобразований в декабристской среде отстаивал потомок гетманского рода Сергей Муравьев-Апостол. Тарас Шевченко получил поддержку потомков украинской шляхты, таких, например, как братья Лизогубы. Не в последнюю очередь благодаря этой поддержке он реализовался как мыслитель, поэт и художник.
Либеральные устремления были более присущи шляхте, чем простому народу. Так, пылкие обращения Шевченко к крестьянам приводили иногда к тому, что те под руки отводили его в полицию! Официальная идеология послушания и феодального патернализма была укоренена среди простых людей. Помогла этому, в частности, Православная церковь.
И хотя украинцы оставались вольнолюбивым народом, не корректно видеть в бунтарских проявлениях предпосылки либерального сознания. Бунты и восстания, такие, как Колиивщина, являли собой непродолжительное возвращение архаичной военной демократии. Они возникали стихийно и оказывались по большей части «праздником непослушания». Никакой позитивной программы человеческого сожительства выдвинуть они не могли. В любом случае уважения к праву или человеческой жизни они не демонстрировали.
Традиция становления либерализма неотрывна от становления таких ценностей, как права и свободы личности. Поэтому ее генезис надо искать не в стихийных крестьянских или казацких движениях, а в благородных салонах и обществах. В течение ХІХ века либерально-демократические убеждения получили распространение среди шляхты, наделяя ее фрондерскими чертами в мертвенной среде великодержавного шовинизма и консерватизма.
Это довольно парадоксальная тенденция, но она имеет причины. Ведь в Российской империи только люди благородного происхождения имели доступ к образованию. Следовательно, только они имели достаточно эрудиции и интеллекта, чтобы ознакомиться с передовыми политическими идеями, постичь перспективу построения правового общества во всей ее сложности. Имела значение и возможность осуществлять путешествия за границу и сравнивать результаты развития Западной цивилизации и России.
Выводы были не в интересах России. Преимущество Запада признавали и технократы, которые делали акцент на экономической эффективности западной модели, и гуманитарии, для которых убедительным аргументом был гуманный, антропоцентрический характер либеральных институтов. Сущностная связь этих двух измерений позже была обоснована в либеральной теории.
Украина очень изменилась в течение последних 100 лет. Из страны преимущественно сельской она стала, как и мир в целом, преимущественно урбанизированной. А вместе с городским образом жизни увеличились образованность, рационализм, толерантность к иному.
Если носителями либерально-демократических политических ориентаций до ХІХ века включительно была шляхта, то в наше время эти ориентации исповедуют слои среднего класса, интеллигенция крупных городов, представители креативного класса.
Эти слои по образу жизни и кругозору можно уподобить шляхте. Именно с шляхетской культурой эти слои чувствуют органическое родство. Собственно, они и есть ее непосредственными потомками. Это касается, в частности, политической культуры и выражается в преимуществе либеральных ориентаций.
ФАТАЛЬНЫЙ ПОПУЛИЗМ УКРАИНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Но на исходе ХІХ века инициативу формирования политической повестки дня у шляхты перехватили представители «третьего сословия». Тогда повестка дня заметно полевела: лозунги социальной справедливости подвинули лозунги равноправия людей перед законом. Старые же элиты получили вотум недоверия. Он распространялся на консерваторов и либералов благородного происхождения почти в равной мере.
Почти синхронно этому зародился и национализм как направление общественно-политической теории и практики. Он, равно как и социал-демократическое направление, апеллировал к массам. И уже потому он пытался обойтись без слишком сложных интерпретаций. Хотя к национальным элитам в определенных контекстах относился благосклонно.
Оба враждующих концепта — коммуно-большевизм и национализм — оказались, как ни странно, довольно похожими. Оба эти концепта отстаивали примат группового над личностным. В реальных исторических сюжетах это привело к действиям антигуманного характера, когда жизни людей приносились в жертву ради воплощения политических идеалов.
На это подобие обратил в свое время внимание консервативный политический философ Вячеслав Липинский. Можно удивляться его прозорливости, ведь его программные произведения были написаны задолго до того, как тоталитарные режимы под лозунгами этих идеологий принесли наибольшие человеческие гекатомбы.
Но эти идеологические течения оказались достаточно популярными в начале ХХ века в Украине, где классовое притеснение сопровождалось притеснением национальным. Украинское крестьянство, чувствуя критическую нехватку земли, оставалось лишенным элементарных условий выживания. Украинская интеллигенция острее чувствовала национальные притеснения, не имея возможности строить украинское гуманитарное пространство. Следовательно, решение национального вопроса чаще всего ставилось в зависимость от социализаторских новаций, и наоборот.
Участие украинской интеллигенции в революционном движении с весны 1917 года проходило под лозунгами обретения прав и свобод. Значительный спрос был на левую риторику. Это иногда приводило к курьезам. Социалисты-федералисты, умеренная украинская партия либерально-демократического направления имела в своем названии составляющую «социал» сугубо из-за общественного запроса!
В атмосфере радикализации общественных настроений наиболее эффективной политической стратегией оказался популизм. Обещания возносили на высшие ступени политической иерархии людей, неспособных эти обещания выполнить, — в частности и потому, что порожденные ими ожидания были завышены. Эту тенденцию критически отметил Евгений Коновалец, подытоживая последствия Украинской революции: «Это наибольшая слава для каждого народа, когда в списке его героев записано больше всего имен. А все же нужно следить, чтобы не было их слишком много по сравнению с последствиями их героического труда, по сравнению с достижениями целого народа».
В течение 1917 года жизнь в Украине хаотизировалась: распадалась система ведения хозяйства, страну наполняли вооруженные дезертиры с фронта, крестьяне делили землю. Большевики развернули в Украине свою агитацию, а с декабря 1917 года — и прямые военные действия против УНР. Но партии, представленные в Центральной Раде, вместо того чтобы налаживать новую жизнь и организовывать оборону, тратили попусту время на бесконечные межпартийные споры.
Отдельные деятели Центральной Рады, такие как Евгений Чикаленко или Дмитрий Дорошенко, осознавали бесперспективность политики популизма. Недовольство проявляли и представители союзных Украине Германии и Австро-Венгрии — из-за фактического провала выполнения союзнических обязательств со стороны УНР. В конечном итоге, коллапс власти УНР сделал возможным переворот, который привел к власти Павла Скоропадского.
ГЕТМАНАТ: ДОСТИЖЕНИЯ И ОШИБКИ
Скоропадский артикулировал намерение построения демократического Украинского государства, в котором должны были бы быть соблюдены либеральные свободы и путем постепенного реформирования разрешены основные социально-экономические противоречия. В то же время Украинское государство должно было воплотить национальный политический идеал, обеспечив развитие украинской культуры и объединив территории, заселенные украинцами.
Что же касается деятелей УНР, то среди них преобладали социалистические идеалы, которые предполагалось внедрять революционным путем и через притеснение прав зажиточных слоев населения. Эти притеснения воплотились в поощрении разделений барской земли и практике реквизиции, чтобы укрепляло право на владение частной собственностью. Директория УНР провозгласила также применение «трудового принципа», который означал ущемление в политических правах «нетрудовых» слоев населения.
ГЕТМАН ПАВЕЛ СКОРОПАДСКИЙ ПРИНИМАЕТ ПАРАД 1-Й СТРЕЛЕЦКО-КОЗАЦКОЙ (СЕРОЖУПАННОЙ) УКРАИНСКОЙ ДИВИЗИИ. 1 СЕНТЯБРЯ 1918 Г.
На это накладывались проблемы междунационального характера. Руководители УНР всячески подчеркивали ориентацию на равноправие народов, но в реальности происходили досадные, а иногда и страшные эксцессы ксенофобии, прежде всего антисемитизма. Если даже принять во внимание позитивные намерения деятелей УНР, вина за эти эксцессы определенным образом ложится и на них. Ведь они не смогли обеспечить управляемость в революционизируемой ими стране, остановить разгул атамании и адекватно наказать виновных.
Идея признания современной Украины наследницей УНР кажется достаточно проблематичной, хотя бы и из-за социализаторских установок последней. Мы действительно иногда воспроизводим матрицу УНР — в бесплодных спорах парламентских партий, в популизме политиков, в территориальной дезорганизации, в напрасности надежд на процессы самоорганизации, которые оборачиваются беспорядком и бесправием. Но радуемся ли мы этому, так ли мы представляли себе украинскую независимость?
Выбирая наратив прошлого, мы тем самым выбираем будущее.
Поэтому современная Украина должна быть признана наследницей Украинского государства Скоропадского.
Посмотрим только на основные результаты, которых удалось достичь Скоропадскому за то непродолжительное время, которое он находился во главе Украинского государства.
Выстроена вертикаль власти: налажена работа министерств, внедрен институт государственной службы, внедрена охрана порядка, проведено реформирование земств — все это позволило фактически, а не декларативно реализовывать государственную политику на территории Украины.
На вершине властной вертикали стоял Гетман как олицетворение старой казацкой политической традиции. Скоропадский соответствовал требованиям этой традиции, так как принадлежал к старому гетманскому роду, к военной верхушке. Но его власть, как он сам определил, не была монархической и носила временный характер — до момента налаживания политической и хозяйственной жизни. В дальнейшем же предполагалось созвать учредительное собрание (Сейм), который должен был бы демократическим путем определить последующую форму правления в Украинском государстве.
Гетманат существовал в широких границах, охватывая на севере и востоке территории, которые в настоящее время принадлежат Беларуси и России. Активная внешняя политика правительства была направлена на последующее расширение этих границ. Были достигнуты принципиальные договоренности о присоединении Крыма. Украинское государство приобрело широкое международное признание, в частности было признано и большевистской Россией.
Выстраивалась система независимого судопроизводства, надзор за которой осуществлял Государственный Сенат. Следовательно, Украинское государство приобретало признаки правового государства, а революционное своеволие уступало свое место правосудию, в частности и в провинции. Не только декларативно провозглашались, но и обеспечивались основные либеральные свободы, в частности права политической оппозиции и свобода прессы (за определенными исключениями, учитывая политическую нестабильность).
Экономика заметно оживилась, прежде всего за счет трезвой экономической и финансовой политики, а также благодаря отмене социализаторских инициатив предыдущего правительства. Правительство приступило к проведению аграрной реформы, которая имела целью создание крепкого среднего класса фермеров и отказ от крупного землевладения.
Значительный толчок получило украинское образование: были открыты два университета, много школ и гимназий, откорректированы учебные программы, выстроена подготовка учителей, изданы значительные тиражи украинских учебников, выделены персональные стипендии. Были основаны институты, которые обеспечивали независимое интеллектуальное развитие страны: Национальная библиотека и Украинская Академия наук.
Правительство заботилось о развитии украинской культуры, выделяя значительные средства на поддержку театров, музыкального искусства, музейного дела, поддержку деятелей культуры. Украинское государство действенно поддерживало очаги украинства вне очерченных границ, выделяя средства на культурное развитие и украинскую прессу.
Такие результаты стали возможными благодаря тому, что Скоропадский в отборе кадров опирался на принцип делового (а не партийного) соответствия. Профессиональных управленцев он искал где угодно. Но украинские круги выдвинули таких немного: большинству выдвиженцев не хватало управленческого опыта, а многим элементарного образования. Поэтому пришлось привлекать не-украинцев — людей с опытом, приобретенным в управленческих структурах царской России.
Надо отметить, что сейчас практика приглашения зарубежных специалистов стала повсеместной. Фактически незаменимой она признана, когда ставятся задачи модернизации. Но и богатые, успешные страны прибегают к ней, чтобы оживить экономику и повысить интеллектуальный тонус. Тем самым укрепляется установка на ценность интеллекта, которая характеризует современный либеральный мир.
Сейчас бы кадровую политику Скоропадского назвали технократической. Но тогда она была заклеймена как антиукраинская. Заклеймена, конечно, теми, для кого компетентность и опыт не составляли такой ценности, как риторическая ловкость. Другими словами, интеллектофобская тенденция в Украине тогда перевесила.
Гетманат возник как реакция на неспособность деятелей УНР овладеть ситуацией в стране, и в конечном итоге был сброшен теми же деятелями УНР. Они считали Скоропадского врагом №1 для себя. Что же касается Скоропадского, он до последнего надеялся, что идеал государственности перевесит личные амбиции. В этом он ошибся. Ошибся он и в том, что видел в Белом движении перспективного союзника Украинского государства. Эта ошибка позже была признана им самим.
Не ошибся он в главном — в определении российских большевиков как врага №1 для Украины. Соглашаясь в этом со Скоропадским, придется признать, что именно его государственнический проект был наиболее эффективной попыткой противостоять большевистской экспансии в те бурные годы.
ВОСПРОИЗВЕСТИ СВЯЗЬ ВРЕМЕН
Гетманат был воплощенным антиподом большевистского имперского тоталитаризма. Популистскому большевизму он противопоставлял элитизм и технократический принцип отбора кадров. Имперские установки, скрытые под риторикой интернационализма, получили ответ умеренного национализма. В конце концов, гетманат был проектом либеральным, в противовес тоталитаризму большевиков. Поэтому-то они так клеймили его, искажая историческую память о не наихудшем полугодии украинской истории.
Память хранит события истории избирательно. Мы воспринимаем исторические сюжеты в той мере, в которой можем встроить их в собственное миропонимание, собственный опыт.
И потому у креативного класса и городской интеллигенции своя историческая память. Эта память воспринимает как свою — всемирную историю либерализации мира, идет ли речь об истории Французской революции или об эмансипационных движениях 1960-х. В украинской истории ей сложно найти пищу.
К сожалению, историки в современной Украине обеспечивают запрос преимущественно на национальную историю. Следовательно, те, кто не исповедуют националистическую идеологию, обречены быть отлученными от украинской истории. О них отечественные историки почти не заботятся.
Кажется, именно такую ситуацию имел в виду Гамлет, когда говорил, что «время вывихнуло сустав». Действительно, мы видим нарушенную связь времен. Исповедуемые нами ценности якобы взялись ниоткуда. Так что действительно может показаться правдивой российская пропаганда, в соответствии с которой представление о правах и достоинстве человека является одолженной в Европе ересью, а единственный органический для украинцев идейный концепт — это национализм.
Но наша история содержит и аргументы, чтобы это утверждение опровергнуть. Стоит лишь присмотреться внимательнее и отдать должное тем, кто этого заслуживает.
Таким жестом благодарности могло бы стать установление в Киеве памятника Павлу Скоропадскому. Он как минимум засвидетельствовал бы признание либеральной традиции и элитизма как предпосылок, повлиявших на ход украинской истории.
Такой памятник, конечно, хотелось бы видеть на Печерских Липках. И потому что этот район города был выбран Скоропадским для резиденции — здесь был эпицентр принятия решений в Украинском государстве. Но есть и другая причина. Памятник должен был бы напоминать украинскому политическому классу, какими мы хотели бы видеть украинские политические элиты — образованными, патриотичными, компетентными. Самое главное — мы ждем, что они будут искренне исповедовать ценности прав и свобод, будут строить правовое Украинское государство.
